Есенин - Василий Берг
Есенин, Мариенгоф, Хлебников. 1920
Собрание стихов и поэм Есенина. 1922
Сергей Есенин. 1922
Сергей Есенин. 1922
Глава восемнадцатая. «Годы молодые с забубенной славой, отравил я сам вас горькою отравой…»
Годы молодые с забубенной славой,
Отравил я сам вас горькою отравой.
Я не знаю: мой конец близок ли, далек ли,
Были синие глаза, да теперь поблекли.
Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно.
В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно…
«Годы молодые с забубенной славой…»
Вскоре после возвращения из-за границы, но уже после знакомства с Августой Миклашевской, Есенин рассорился с Анатолием Мариенгофом, своим самым близким другом. Обстоятельства произошедшего подробно изложила в своих воспоминаниях Галина Бениславская, не любившая ни Мариенгофа, ни Екатерину Есенину, ставшую «катализатором» этого разрыва. «Сколько раз я объясняла ей [Екатерине], что она никаких прав на его [Сергея] деньги и вещи не имеет и потому должна довольствоваться минимальным, что это преступление – сорить его деньгами. Что С. А. зарабатывает деньги не горбом, а потом и кровью. И если он сам может ими сорить, то никто, кроме него, не имеет этого права. Этого Катя никак не могла понять. Потому что с детских лет, вероятно благодаря родителям, усвоила совсем другие взгляды. И по-прежнему приходила, требовала денег и денег и даже в 20 лет не задумывалась: не пора ли самой начинать зарабатывать?.. К Кате у С. А. была какая-то болезненная, тревожная любовь. Он знал, что они во многом похожи друг на друга, как близнецы, что воспринимают и чувствуют почти одинаково. Знал свои ошибки и страшно боялся повторения их Катей. Кроме того, он не раз говорил, что он имел право на многое, потому что знал себе цену, а ей этого нельзя. На мои утверждения (я тогда очень верила “в Катю”, в ее одаренность и ум), что Катя умная, не раз говорил: “Нет, хитрая она. Все в ней – хитрость, а не ум. Я не такой – я все-таки хороший, а она все хитрит, хитрит”. Разговорами о деньгах он хотел заставить ее задуматься о будущем и испытать ее гордость. Однажды после такого разговора с Катей, повторявшегося последние месяцы изо дня в день, он сказал мне: “Нет, нет, она не такая, как я, как вы, как Шурка. Она – паразит”. Вообще Катя в жизни С. А. совершенно невольно была злым гением, постоянно нарушая и без того неустойчивое душевное равновесие его и, кроме того, опять-таки невольно, являясь камнем преткновения с окружающими. Трудно представить, но я хорошо знаю, что в разрыве С. А. с Мариенгофом (которого С. А. очень любил) она сыграла главную роль, хотя С. А. почти не говорил об этом. А корни были вот в чем. Когда С. А. был за границей, денежные дела у Мариенгофа были очень плохи. “Стойло” закрылось, магазин ничего не давал, и Мариенгоф с Мартышкой [Анной Никритиной], ждавшей тогда ребенка, форменным образом голодали. Я это знаю от лиц, живших в одной квартире с ними. Катя, по ее словам, не знавшая нужды при С. А., неоднократно обращалась к Мариенгофу, зная, что часть денег из магазина принадлежит С. А., но денег не получала. Не зная, а может быть по легкомыслию не желая вникнуть в положение Мариенгофа, она возмущалась и, кажется, даже писала С. А. о том, что Мариенгоф не дает денег. Во всяком случае, по возвращении <Есенина> из-за границы она говорила об этом С. А., который, как и следовало ожидать, страшно обозлился на Мариенгофа. Как оказалось, Сахаров, во время пребывания С. А. за границей, купил у Мариенгофа их книжный магазин, кстати сказать, уплатив только небольшую часть денег. Вскоре после возвращения С. А., за что-то ругая Мариенгофа, добавил: “А вы не знаете, как его не любит моя сестра, терпеть его не может”. Тогда я еще не видела и не знала Катю. Позже эта фраза многое мне уяснила в резкой перемене отношения С. А. к Мариенгофу. Навело на эти размышления письмо Мариенгофа к Старцеву. С. А. как-то раз, возмущенный, показывал мне фразу из письма Мариенгофа: “Из-за границы Сергей пишет о сестре. Придется и ей уделять кое-что”. Вот это “придется” С. А. не мог переварить, понимая его как нежелание, а не как невозможность “уделять”».
С Александром Сахаровым, которого упоминает Бениславская, Есенин познакомился в 1919 году, когда тот был секретарем секции полиграфических производств Высшего совета народного хозяйства РСФСР. Сахарову посвящены два стихотворения Есенина, написанные летом 1924 года, когда поэт жил в его ленинградской квартире, – «Возвращение на родину» и «Русь советская». Некоторое время казалось, что Сахаров заменил Есенину Мариенгофа. Надежда Вольпин, хорошо знавшая Сахарова и его жену Анну Ивановну, писала в своих воспоминаниях о том, что «в Сахарове Есенин всегда… страстно признавал большого друга». Однако к концу 1924 года отношения между Есениным и Сахаровым охладели, хотя до полного разрыва дело не дошло.
Иван Старцев, которому Мариенгоф написал письмо, столь возмутившее Есенина, был одним из активных членов ордена имажинистов. Осенью 1921 года Мариенгоф и Есенин поручили Старцеву заведовать «Стойлом Пегаса». После разрыва с Мариенгофом Есенин съехал от него к Старцеву в Оружейный переулок и жил там до тех пор, пока не перебрался к Бениславской. «Выглядел скверно, – вспоминал Старцев о вернувшемся из заграничного вояжа Есенине. – Производил какое-то рассеянное впечатление. Внешне был европейски вылощен, меняя по нескольку костюмов в день. Вскоре после приезда читал “Москву кабацкую”. Присутствовавший при чтении Я. Блюмкин начал протестовать, обвиняя Есенина в упадочности. Есенин стал ожесточенно говорить, что он внутренне пережил “Москву кабацкую” и не может отказаться от этих стихов. К этому его обязывает звание поэта. Думается, что в большей своей части “Москва кабацкая” была отзвуком “Стойла Пегаса”, тем более что в некоторых из стихотворений проскальзывают мысли, которые он тогда же высказывал и топил их в вине. За границей было переведено несколько его сборников – и это
