Есенин - Василий Берг
В Париже Есенин «отличился» снова, устроив погром в номере отеля «Крийон». «Из холла раздался невероятный шум, будто туда въехал отряд казаков на лошадях, – вспоминала Мэри Дэсти, подруга Дункан. – Айседора вскочила. Я схватила ее за руку, затащила к себе в комнату и заперла дверь на ключ. А когда Сергей начал колотить в дверь, я потащила Айседору в холл, и мы помчались вниз по лестнице, как злые духи. В дверях Айседора задержалась, чтобы сказать портье, что муж ее болен, и попросила присмотреть за ним, пока мы не привезем доктора, и быть с ним “очень, очень деликатным, потому что он совсем болен”. Портье уверил, что все сделает.
Мы вскочили в такси. Айседора настояла на том, чтобы найти врача, по возможности русского. Но того, кого мы хотели пригласить, не было в городе, и Айседора поехала со мной в “Гранд Отель”… Айседора позвонила в “Крийон” и услышала от служанки, что в номер вломились шестеро полицейских и забрали месье в полицию, после того как он пригрозил убить их и переломал в комнате всю мебель, высадил туалетный столик и кушетку в окно. Он пытался выломать дверь между нашими номерами, думая, что Айседора в комнате, избил портье отеля, который пытался его утихомирить… Мы вернулись в отель “Крийон” в четыре утра почти мертвые.
Отель был взбудоражен. Рассказывали, что несколько постояльцев выбежали в ночном белье, думая, что снова началась война и что отель бомбят. Это было слишком для чувства юмора Айседоры: она начала истерически хохотать при мысли, что молодой русский большевик… до смерти перепугал мирно отдыхающих американских гостей. Ее смех, однако, покоробил управляющего отелем, который поначалу проявлял к ней большое сочувствие, а теперь разозлился, но вежливо потребовал, чтобы она уплатила за ущерб, и сказал, что был бы очень обязан, если бы она нашла другой отель. И на самом деле, в комнатах жить было нельзя: кровати сломаны, пружины валялись на полу, простыни порваны в клочья, зеркала и стекла разбиты на мелкие осколки – действительно, было похоже, что в дом попала бомба.
Я отвела управляющего в сторону и сказала: мисс Дункан смеется не над случившимся, у нее истерика. Это его немного охладило. Я обещала, что мы выедем рано утром и за все заплатим. Он согласился при условии, что Есенин в отель не вернется. Мы уверили его, что в этом отношении нет ни малейшей опасности.
Придя в номер, Айседора глотнула бренди и спросила, что же делать. Но тут же решительно заявила, что никогда не позволит засадить Сергея в сумасшедший дом, даже под страхом быть им убитой…»[44]
У Дункан не было средств для компенсации нанесенного ущерба, но в портфеле Есенина она и Мэри обнаружили около двух тысяч американских долларов мелкими купюрами и серебром. Айседору находка шокировала, но она тут же постаралась найти оправдание: «Я уверена, что он не знал, что делал, – сказала Айседора подруге. – У него никогда не было много денег, и увидев, как щедро я их трачу, он бессознательно решил сохранить часть их – в нем взяла верх его крестьянская натура». Рассчитавшись с отелем, Айседора отправила Есенина в Берлин в сопровождении служанки, а сама задержалась с Мэри Дэсти в Париже.
В Берлине Есенин дал несколько интервью, в которых рассказывал о своей неудавшейся супружеской жизни, обвинял Айседору в пьянстве и отсутствии чуткости, а однажды откровенно заявил, что женился на ней по расчету, соблазнившись деньгами и возможностью повидать мир. Кстати говоря, в письмах приятелям Есенин жаловался на то, что Дункан обманула его рассказами о своем мнимом богатстве. «Изадора прекраснейшая женщина, но врет не хуже Ваньки, – пишет Есенин Мариенгофу из Нью-Йорка в ноябре 1922 года. – Все ее банки и замки, о которых она пела нам в России, – вздор. Сидим без копеечки, ждем, когда соберем на дорогу, и обратно в Москву».
«Айседора Дункан, оставленная Есениным, – пишет Мариенгоф, – рассказывала мне со слезами на глазах:
– О, это было такое несчастье! Вы понимаете, у нас в Америке актриса должна бывать в обществе – приемы, балы. Конечно, я приезжала с Сережей. Вокруг нас много людей, много шума. Везде разговор. Тут, там называют его имя. Говорят хорошо. В Америке нравились его волосы, его походка, его глаза. Но Сережа не понимал ни одного слова, кроме “Есенин”. А ведь вы знаете, какой он мнительный. Это была настоящая трагедия! Ему всегда казалось, что над ним смеются, издеваются, что его оскорбляют. Это при его-то гордости! При его самолюбии! Он делался злой, как демон. Его даже стали называть: Белый Демон… Банкет. Нас чествуют. Речи, звон бокалов. Сережа берет мою руку. Его пальцы, как железные клещи: “Изадора, домой!” Я никогда не противоречила. Мы немедленно уезжали. Ни с того, ни с сего. А как только мы входили в свой номер – я еще в шляпе, в манто, – он хватал меня за горло, как мавр, и начинал душить: “Правду, сука!.. Правду! Что они говорили? Что говорила обо мне твоя американская сволочь?” Я хриплю. Уже хриплю: “Хорошо говорили! Хорошо! Очень хорошо”. Но он никогда не верил. Ах, это был такой ужас, такое несчастье!
Айседора Дункан любила Есенина большой любовью большой женщины.
Жизнь была к ней щедра и немилосердна. Все дала и все отняла: славу, богатство, любимого человека, детей. Детей, которых она обожала.
Есенин уехал с Пречистенки надломленным, а вернулся из своего свадебного путешествия по Европе и обеим Америкам безнадежно сломанным.
– Турне! Турне!.. Будь оно проклято, это ее турне! – говорил он, проталкивая чернильным карандашом тугую пробку вовнутрь бутылки мартелевского коньяка…»
В августе 1923 года супруги вернулись в Москву. Итоги заграничного вояжа оказались безрадостно-угнетающими – Айседора ничего не заработала, Есенин не обрел вожделенной мировой славы, и вдобавок их отношения окончательно разладились. Но Айседора, склонная бесконечно прощать своему златовласому гению все его выходки, еще продолжала на что-то надеяться… Когда после своего возвращения Есенин исчез на три дня, Айседора решила уехать в Кисловодск, чтобы прийти в себя после всех пережитых волнений. С ней поехала приемная дочь Ирма. В Кисловодске Айседора решила устроить гастрольное турне по Кавказу и Закавказью. Есенин в это время восстановил отношения с Галиной Бениславской и параллельно закрутил «роман без романа» с актрисой Августой Миклашевской. Он обещал приехать к Айседоре в Кисловодск, а после – в Ялту, куда она уплыла на пароходе из Батума по окончании
