Есенин - Василий Берг
Расследованием спекуляций занималась Особая межведомственная комиссия, в которой работала секретарем Галина Бениславская… «Каждый вечер захожу в СОПО [московское отделение Всероссийского союза поэтов] узнать, что слышно о Есенине, – вспоминала Надежда Вольпин. – Отвечают мне неохотно и не очень правдиво. Или это мне вообразилось – со страху за Есенина? Время бурное, тут и без вины пропасть недолго! …Поздний вечер. Отчитав с эстрады свои последние стихи, я прошла в зал поэтов. Ко мне сразу подступили две молодые женщины. Одна – высокая, стройная, белокурая, с правильным, кукольно-красивым и невыразительным лицом; назвалась Лидой, без фамилии. Вторая среднего роста, нескладная, темнокосая, с зелеными в очень густых ресницах глазами под широкой чертой бровей, тоже очень густых и чуть не сросшихся на переносье. Лицо взволнованное, умное: Галина Бениславская. Просят меня разузнать в правлении СОПО о Есенине – где он сидит и по какому делу. Я отклоняю просьбу:
– Спрашивала. Мне не ответят.
Те не поверили, настаивают. Думают, глупые, что во мне говорит обывательский страх. Страх-то есть, но страшусь не за себя.
– Я не из пустого любопытства, – сказала, наконец, темноволосая. – Я могу помочь.
Услышав “могу помочь”, я решилась вызвать к ним Грузинова: он у нас секретарь Правления, и, знаю, предан Есенину…»
Неизвестно, как выпутался Есенин из этого дела – с помощью Галины Бениславской или без нее, но, во всяком случае, Галина хотела и могла помочь ему.
Из Особой межведомственной комиссии Галине пришлось уйти по состоянию здоровья – она не раз и подолгу лечилась от неврастении. Была ли то на самом деле неврастения или же Галина имела более глубокие проблемы с психикой – неизвестно, но если принять во внимание некоторые аспекты ее поведения, начиная с экзальтированности и заканчивая самоубийством, а также вспомнить о наличии выраженного психического расстройства у ее матери, то можно заподозрить шизофрению. Выставлялся Бениславской и диагноз «общее депрессивное состояние», который также может свидетельствовать, хоть и косвенно, в пользу шизофрении. В частности, продолжительные депрессивные состояния наблюдались у Бениславской после разрыва отношений с Есениным в 1921 и 1925 годах.
Весной 1922 года Галина Бениславская была «уволена со службы ГПУ по личному желанию» – в Особой комиссии не могли мириться с ее частыми отсутствиями, пусть и по уважительной причине, а другого занятия в системе ГПУ для нее не нашлось. Вместе со службой пришлось оставить и ведомственное жилье. Несколько месяцев Галина сидела без работы, а в начале 1923 года Анна Назарова, о которой уже упоминалось выше, устроила ее секретарем в редакцию газеты «Беднота». Судьбы Бениславской и Назаровой в чем-то схожи: Галина любила Есенина, а Анна была влюблена в Вадима Шершеневича, и обеим любовь, вместе с радостью, принесла много страданий. Если главной соперницей Галины оказалась Айседора Дункан, то соперницей Анны стала актриса Юлия Дижур. «Вадим полюбил артистку необычайной красоты, обаяния, ума – Юлию Дижур, – вспоминал Матвей Ройзман. – Она ответила ему взаимностью. Когда он познакомил меня с Дижур, я от души поздравил их, понимая, что они станут мужем и женой. Но вот Дижур повздорила с Вадимом, и он ушел от нее, заявив, что никогда не вернется: он хотел проучить ее. Она несколько раз звонила ему по телефону, но он не поддавался ее уговорам, и она выстрелила из револьвера себе в сердце. Почти все стихи, как и последние книги Вадима, посвящены памяти Юлии». Осенью 1923 года, окончательно убедившись в том, что Шершеневич счастлив с Юлией, Анна записала в дневнике: «Как глупо! Три года, долгих, томительных – я “люблю” Шершеневича. Зачем? Не знаю… Этого никто никогда не знает, и в этом – трагедия людей!»
До сентября 1923 года Бениславская и Назарова жили в одной комнате четырехкомнатной коммунальной квартиры номер двадцать семь в доме два в Брюсовском переулке, который одновременно значился домом номер четырнадцать по Большой Никитской улице. Этот восьмиэтажный дом постройки 1915 года называли «домом “Правды”», поскольку большую часть жильцов составляли сотрудники редакций «Правды» и «Бедноты». После того как Анна переехала в комнату, выделенную ей в новом доме на Таганке, у Бениславской поселился Есенин, только что расставшийся с Айседорой Дункан… Можно представить, как рада была Галина. Не столь важно, что любимый мужчина уходил к другой, важно, что он вернулся ко мне, значит – любит!
В «междуесенинский» период у Галины завязался роман с Сергеем Покровским, который работал в редакции «Бедноты» выпускающим газету. Покровскому на тот момент было немного за тридцать, он имел жену и двоих детей, но тем не менее бросился в любовь к Бениславской словно в омут, с поистине мальчишеской горячностью. После восстановления отношений с Есениным Галина решила порвать с Покровским, но тот был не из тех, кто легко сдается. В качестве мужа Галины Покровский пытался выяснять отношения с Есениным. «Вечером до начала программы в “Стойле” я зашла к Есенину… – вспоминала Надежда Вольпин. – Когда я, наконец, попала в коридор, мимо меня бурно пронесся молодой человек, которого мне вроде бы случалось видеть и раньше. Высокий (повыше Сергея), стройный, волосы светлые, но не яркие, лежат аккуратно; правильные черты. На общий вкус красив, но лицо незначительное – прилепила я свой ярлычок. Сейчас он едва не сшибся со мной. Крикнул через плечо – как видно, Есенину – “Наш разговор не кончен!”, что-то добавил, прозвучавшее угрозой (уже с лестничной площадки) и захлопнул с размаху дверь. Есенин крепко стиснул обе мои ладони.
– Вы вовремя угадали прийти!
– Кто такой? – спросила я. – Что ему надо от вас?
– Муж Гали Бениславской, – услышала я неожиданный ответ. И дальше, помолчав:
– Нда! Точно я за нее в ответе… за их разрыв… Не спешите, куда вы!? Я же рад вам не только за избавление от дурного гостя. Всегда рад, вы же знаете!»
Несмотря на все старания Покровского, вернуть Галину ему не удалось – он мог замещать в ее сердце Есенина, но вытеснить не мог. «Мой Сережа, мой родной, мой бесконечно дорогой Сережа… – писала Покровскому Бениславская. – Когда я говорила, что все прошло, я обманывала только себя. Я искренне верила этому, и даже не подозревала, что это обман.
