Мороз.К.О. - мэр Елкино - Лина Коваль
— Я завтрак приготовил, пойдем.
— Сейчас, — скинув одеяло, лениво потягиваюсь. Забываю, что спала абсолютно обнаженной. Заметив, что мэрские глаза вмиг становятся заинтересованными, тут же снова кутаюсь в одеяло. — Даже не смотри... У меня этого секса за последние сутки знаешь сколько было?
— Я-то знаю. А вот ты вряд ли... — он усмехается и сразу же направляется на выход.
Деловой какой.
— Что это ты имеешь в виду, Константин Олегович? Чем ты тут занимался, пока я спала, — гипнотизирую рельефные мышцы на спине.
— Подрастешь — узнаешь. Подъем, Ника...
На душ — пятнадцать минут. Сушу волосы чистым полотенцем. Отыскиваю в чемодане свою нюдово-розовую пижаму и прикладываю к нижним векам прозрачные патчи.
— Это что? — захожу на кухню.
На длинном столе одинокая тарелка с белым «блином».
— Это твоя яичница.
— Странная какая…
— Ты сказала, что не любишь желтки. Я убрал.
— Ого.
Во-первых, как он это помнит, черт возьми?
Во-вторых… Глаза противно жжет. Елкинский мэр наотмашь бьет по моей сентиментальности и лишает дара речи. Никто и никогда для меня так не расстарался.
— Падай уже, что стоишь? — попивая кофе, небрежно приглашает. Как ни в чем не бывало. — И расскажи мне о себе.
— Хм. Что именно? — настороженно спрашиваю и беру вилку.
— Про детство, про родителей. Как они познакомились? Где ты родилась? Где училась? Я понял, что ничего о тебе не знаю.
— Ну, хорошо, — соглашаюсь. — Мама и папа познакомились здесь, в Москве. Они тогда учились в медицинской академии…
— Я уже понял, что Коновал — бандитский доктор.
— Да, но это давно было. Сейчас папа давно живет по закону и старается подальше держаться от криминала. Это резко стало модным в их тусовке. А мама у меня была хорошей, но я ее почти не помню. Когда забеременела, отец вынудил ее уйти из академии и посвятить себя семье, а сам вступил в группировку к Солнцевским.
— Солнцевские, значит, — иронично приподнимает брови.
— Это просто совпадение. Мама была Солнцева, как и тетя Феша. В общем, отца посадили в первый раз, потом во второй, а там и в третий.
— Романтика...
— Да, — морщусь. — Маме тоже надоело, и она уехала в родной город. К сестре, но меня ей отец не отдал, так сильно хотел наказать.
— Ты... переживала?
— Не знаю, честно. Отец часто плохо отзывался о маме, потому что я на нее похожа. Запрещал учиться в колледже, потом забрал документы перед поступлением. Мы поругались, я устроилась в больницу и переехала к тете Феше. А что по поводу мамы? Наверное, мне было легче с ней не видеться и не думать… ну, что она меня любит.
— А она любила?
— Не знаю... — подумав, отвечаю. — Папа… он хороший. Просто такой… со своей спецификой.
— Со спецификой, значит.
— Угу, он ужасно не любит, когда перед ним лебезят, а еще не любит трусов.
— Значит, подружимся.
— Это вряд ли… — вздыхаю, потирая висок. — В общем, у него есть друг — Гордеев. И они задумали нас с Марком, его сыном, поженить. Мы даже встречались.
— Это тот, кто тебя «бревном» обозвал? — Костя, кажется, злится.
— Ага, — смущаюсь. — Но у нас с ним только один раз было. Ты не подумай.
— Я не думаю, Ника — кивает.
Пока я доедаю авторскую яичницу, Костя надевает кофту и просит его проводить. Я иду в прихожую.
— Будь, пожалуйста, осторожнее.
— Посмотрим, — обернувшись, спокойно улыбается и застегивает высокий воротник.
Я вдруг чувствую прилив необычайной нежности и, подняв его руку, ныряю под нее. Костя крепко обнимает и касается горячими губами моего виска.
Любуюсь нашим отражением в зеркале, установленном в неглубокую нишу. Оно странной, вытянутой формы. Таких квартир, как эта, я вообще никогда не видела. Ремонт явно дизайнерский, в японском стиле.
— Сверху или снизу, Ника?.. — хрипит Костя мне в ухо, прикрывая глаза, все еще заплывшие после встречи с охранниками моего отца в Елкино.
— Ты не в себе?.. — усмехаюсь.
В поясницу настойчиво упирается каменный «помощник мэра». Сильные руки гуляют по моим бедрам и животу, сминая и без того мятый, розовый шелк.
— Ну?.. Дай мне хоть что-нибудь, Ника, чтобы мне хотелось выжить. Буду думать, что меня ждет вечером и бороться до последнего.
— Ты меня пугаешь, — округляю глаза.
— Я шучу… или нет, — обнимает сильнее.
Я посмеиваюсь и задираю руки, чтобы пригладить его короткие, жесткие волосы на макушке. Выгибаюсь от нестерпимого удовольствия быть в мужских, крепких объятиях.
Мне нравится, как мы смотримся вдвоем.
Не то, чтобы мы сильно друг другу внешне подходили. Костя — высокий, серьезный мужчина, а я — девочка-припевочка с милым бантиком на груди. У нас разная жизнь, разные сферы деятельности — вот так мы и выглядим. По-разному. Будто к литровой бутылке водки прицепили баночку с розовым бабл-ти по акции.
Да и ладно.
— Ну так и? — спрашивает он.
— По правде сказать, — закусываю губу, рассматривая озорные блестящие огоньки в голубых глазах. — Я хотела предложить тебе… «сымать штаны». Если ты понимаешь о чем я, — веду языком по верхней губе, намекая на его мечту.
— Вот как? Созрела, значит? — огоньки вспыхивают самым настоящим пламенем, а «помощник мэра» все ощутимее таранит поясницу. — А ты умеешь мотивировать, женщина…
Лицо Кости вдруг становится напряженным и злым, на губах появляется холодная улыбка. Бр-р… Не хотела бы я быть сотрудником его администрации, наш главный врач милейший человек и такой вид принимать не умеет.
— Ну, как я? — снова расслабляется он, прорепетировав. — Сойду за криминал?..
— Ну ты, это... не убей там его, — ахаю подыгрывая. — Он все же мой отец!..
— Постараюсь, — Костя смешно цыкает. Как самый заправский уголовник.
Я резко разворачиваюсь и обнимаю сильную шею. С любовью рассматриваю небритое лицо с фингалами и сломанным носом.
— Я поняла, — выдыхаю с улыбкой, пощекотав кончик своего носа широким подбородком.
— Что?
— Ты — не Морозко.
— А кто?
— Ты у меня Отморозко…
Глава 38. Ох уж эти Коноваловы!..
Константин
Отморозко, твою мать…
Поежившись от холода, осматриваю
