Сдавайся, это любовь… - Евсения Медведева
– Ай да малыша, – шептал Чибисов, толкаясь в меня все быстрее и быстрее. Он одной рукой сжимал меня за подбородок, покрывал лицо поцелуями и собирал губами слёзы. – Моя смелая, отважная, безбашенная…
– Готова была убить себя… Лишь бы не возвращаться к нему. Я потеряла тогда ребенка, а потом осложнения, спайки послеоперационные и бесплодие.
Годы… Мне потребовались годы, чтобы смириться с собственным выбором! Можно было спуститься и смириться с незавидной участью. Жить с мужем-ублюдком, воспитывать детей… Можно.
А ещё можно было не выйти из той квартиры живой. Я ж до сих пор помню его взгляд, полный ненависти и отчаяния!
Но уж слишком высока оказалась плата за возможность встречать рассветы, рыдать на выпускных сына и скулить от тоски и обиды.
Я заплатила её. Сама выбрала. Вот только правильно ли я сделала?
– Глупости, Люсёк, я пиздец как девку хочу. Такую же шальную, отважную и с зеленющими глазами! Целовать буду вас, жить без вас уже не могу!
– Кирилл! – его слова не лечили, а полосовали. Меня словно бритвой изнутри расписывали, вытаскивая все страхи прошлого наружу. И ведь даже намёка на издевку не было! Он словно уже все решил и постановление подписал. – Ты тоже приехал… На привязь меня посадить?
– А мне не нужна ручная собачка, – толчки его становились все резче, глубже. Пенная вода бултыхалась, выплескивалась за борта джакузи, раскидывая белоснежные лепестки по все стороны. – Ты мне нужна! Ты… И я тебя уже никому не отдам. Дай сметанку слизать!
Чибисов одним движением выдернул меня из ванны, распластал на холодном полу террасы, заставив смотреть в бесконечную синеву неба.
Целовал… Целовал…
Трогал. Щипал. Стирал следы прошлого. А потом любил!
Долго, горячо! Пальцами, губами, языком…
Казалось, он обласкал все моё тело, и я уже не могла дышать. Когда кровь уже вскипала от накопившихся эмоций, Кирилл толкнулся в меня в последний раз, отправляя навстречу космосу…
Глава 32
Мой мозг превратился в желе. Бесформенное, дрожащее и липкое…
Я не спала. Боялась пропустить хоть крохотную секундочку этой сладкой патоки, что вылилась на меня с приездом Чибисова. Смотрела в глаза, бродила подушечками по его лицу, пересчитывала мелкую рябь морщинок, белёсые затянувшиеся шрамы, впивалась длинными ноготками в отросшую щетину, повторяла завитки, блуждала по острому кадыку, гладила сильные руки, ласкала пальцы и улыбалась, наслаждаясь его ровным биением сердца.
Тук-тук-тук…
Между нами стёрлись все преграды.
Позволила себе вновь чувствовать, ощущать, вбирать и упиваться волшебством его крепких объятий, жарких поцелуев и чарующего шёпота.
Мой…
До последней морщинки мой!
Все в нём было настолько правильным, манким, соблазнительным. Он как свадебный кусок торта, за который пришлось драться с толпой озверевших гостей: сладкий, пьянящий победой и взрывом на потухших с годами рецепторах.
Хочется распробовать его до мелкой дрожи в руках… До пекучего жжения на кончике языка, до застывших кристаллов слез в глазах. И орать хочется… Визжать от щемящего счастья и хмельного ощущения, что я не одна.
Другой…
Говорят, что когда в жизнь врывается ТВОЙ мужчина, то всё меняется…
Врут.
Меняешься ты. Сбрасываешь пыльник с до сих пор трепещущего сердца, приоткрываешь душу и дуреешь в его сильных объятиях, вновь доверяя и себя, и свою душу.
Мы не расставались, не отпускали рук, не разлепляли тела… Срослись, сплелись и превратили дыхание в один протяжный томный стон…
Один на двоих. До последней капли воздуха. До последнего вздоха от полнейшего головокружительного оргазма…
Тело предало, превратилось в комок проводов под напряжением! Я искрилась, трещала и взрывалась. Вновь и вновь наслаждаясь темнотой в глазах и белёсыми мушками, рассыпающимися беснующимся салютом.
И лишь кокетливые лучи брезжащего рассвета заставили вспомнить, что за стенами этого идеального пузыря нас ждёт реальность. Кирилл все чаще курил, тяжко вздыхал и тихо ухмылялся. В его мыслях будто происходило что-то тайное, тёмное и мне недоступное. А я и не решалась на ненужные вопросы. Не испорчу! Не разрушу это мгновение…
Спокойно собрала вещи, вложила ладонь в протянутую руку и села в автомобиль, покативший нас вдоль морского берега к аэропорту.
Мы болтали о ерунде, о глупых мелочах, спорили, что купить в магазине аэропорта, а потом Кирилл ещё полчаса бродил за мной, размахивая абсолютно неприличным бикини цвета алого заката.
Над нами потешались туристы, продавцы, все с плохо скрываемым интересом следили, как он прикладывает к моей заднице эти тканевые лоскуточки и смачно облизывается. А мне было совершенно не стыдно!
Я смеялась, как девчонка пряталась от него за алкогольными витринами и просто прижимала трясущуюся ладонь к слишком быстро бьющемуся сердцу.
Стоит ли говорить, что эти алые ленты теперь прожигали мою сумочку? Нет… Кирилл вручил мне коробку и бесстыже громко зашептал на ухо, что сделает со мной, когда я примерю эту порочную, сжигающую его выдержку красоту.
– Это был ты? Да? Ты рассказал Керезю про меня? – уложила голову ему на грудь, закинула ноги на колени и закрыла глаза, намереваясь покемарить хоть пару часов, пока летим.
– Да.
– Так и сказал, что я круче твоих тестикул?
– Не называй их так, женщина! – в голос рассмеялся Кирилл, обнял меня, целуя в макушку. – Яйца! У меня, Люсёчек, яйца. Настоящие, и очень хочется думать, что большие и по-мужски стальные.
Между передними сиденьями показалось красное от смущения лицо блондинки, а через мгновение, уже все соседи отчаянно хохотали. И лишь Чибисов загадочно улыбался, рассыпая многообещающие поцелуи.
– Я до сих пор в шоке, что Сенька решила взять довольно взрослого ребенка из детского дома, – вдохнула аромат его кожи и закрыла глаза, улетая в тягучую нирвану спокойствия.
– Ну, судя по словам Геры, там обоюдная любовь с первого взгляда. Этот здоровенный сухарь так проникся к мальчишке, что сам пошёл к директрисе просить особого режима, чтобы Ксюша могла свободно приходить и гулять с мальцом. А у Керезя врожденная непереносимость «договорняков», – Кирилл растянулся в улыбке, а когда понял, что я всё это время слишком пристально за
