Сдавайся, это любовь… - Евсения Медведева
Я, как ненормальная, смахивала детские вещи в пакет, игнорируя игрушки, чтобы не задерживаться тут ни на минуту. Но когда дверь скрипнула, и тишину темных комнат разрушил его крик, а следом и лязг закрывающегося замка, я поняла, что можно быть сто раз юристом и окончить пятьсот вузов с красными корочками, но быть при этом полной дурой.
– Ты будешь делать то, что я говорю! Хотела развод? Получила… Ты же хотела поиграть в гордую и независимую? Наигралась?
– Баранов, отпусти меня!
– Только через мой труп! – бывший муж двигался на меня, как грозовая туча. В темноте узкого коридора его немаленькая фигура казалась и вовсе скалистой громадиной, готовой прибить меня в любой момент. А я очутилась в ловушке… Четыре стены и поскрипывающая дверь балкона.
– Ты завтра же привезёшь сына домой. И если я узнаю, что ты жалуешься кому-нибудь, то для твоей семьи снова начнутся темные времена. Дачка и квартира вам пустячком покажутся!
– Ты всегда все брал силой! – внезапно заорала я и выскочила на балкон. – Когда я говорила, что рано для свадьбы, ты сказал моим родителям, что мы давно уже спим вместе, зная, что я попаду под пресс их «правильного и благочестивого». Когда я сказала, что для ребенка тем более рано, то ты попросту изнасиловал меня, прикрываясь тем, что я жена твоя любимая и до синевы печатей законная! Думаешь, забыла и веревки на запястьях? И то, как ты меня фаршировал спермой всю ночь напролёт?
– А с тобой нельзя иначе, Милка. Тебя принуждать надо постоянно. Ты ж ничего не хотела! И замуж за меня выходила хоть и по любви, но из унизительного одолжения. Карьеру она, видите ли, хотела делать! Кому нужна твоя карьера? Ты и без должности отсасывать мне можешь, а потом щи сваришь круче, чем в любимой харчевне. Поэтому не ной…
– Да я из-за тебя все просрала. Мне предлагали стажировку в Питере, а ты…
– А я капитана хотел получить, чтобы вы с Витькой ни в чем не нуждались…
– Не нуждались? Тогда какого хера я таксовала по ночам? Почему я перешивала вещи, чтобы Витьке было не стыдно в садик ходить? Почему все лето я горбатилась над картошкой и потела в теплице, чтобы зимой было что пожрать?
– Потому что деньги просто так с небес не падают. Но теперь мы с тобой заживёт.
– Мы с тобой уже никогда не заживём, Баранов. Я никогда не буду твоей. И сына больше под каток твоей отцовской любви не дам.
– Да я же тебя, дрянь, придушу… – зашипел Баранов и бросился на меня. Схватил за шею и стал с упоением сжимать пальцы, наслаждаясь моими хрипами. – Ты ж как собака, должна всю жизнь сидеть на цепи. Витька слабой привязью оказался, так я тебе ещё одного так вовремя сделал. Да? Думаешь, не знаю, что ты беременна? Знаю…. Но не переживай, я накажу тебя сейчас обидно, очень больно, но бережно. Переживешь и раны залижешь! Пойми, глупая, я – мент… На моей стороне власть, сила и правда. Не та, которая тебе не нравится, а моя правда…
Баранов сжимал моё горло, смотрел прямо в глаза, а в них полыхало пламя: обжигающее, переполненные страсти, ненависти и желания убить.
А ведь прав он. Кто я? Секретарь в областном суде? У меня ни квартиры, ни денег, ни связей… А у него в руках вся моя жизнь. И жизнь моих родителей…
Накажет? Неееет… Не наказывать он сюда пришел. Подчинить. Сломать. Изничтожить.
Шальная мысль настолько внезапно возникла в моей голове, что дышать стало легче. Антон ослабил хват и стал шаг за шагом подталкивать меня к ограждению. Смотрел как на кусок мяса. Как на добычу. И было понятно, что просто так он меня уже не отпустит.
Но и возвращаться к этому уроду я не собиралась. Ощущала взрывной заряд энергии, решимости и силы попробовать изменить этот порочный круг реальности! Та захлестывала меня, душила адреналином, чтобы просто не струсить.
– Смотри мне в глаза… – начал было он, но я заорала. Да так, что рассохшиеся балконные рамы зазвенели пожелтевшими стёклами…
– Это ты смотри мне в глаза, ублюдок больной! Ни я, ни мой сын никогда не будем плясать под твою дуду! Это моя жизнь! Моя! И жить я буду так, как хочу этого Я! Ты больше не притронешься к нам!
– А как же твоя беременность? Я по суду докажу, что ребёнок был зачат в браке…
– А я докажу, что изменяла тебе с бомжом, потому что уж лучше отсосать ему, чем лечь в твою постель!
– Да я тебя, дуру, размажу… Всю дурь из тебя выбью! – хрипел Антон, пытаясь вновь поймать меня, но было поздно.
С небывалой лёгкостью я вскочила на балконное ограждение и замерла, смотря на мирный двор. Вдали орали испуганные коты, скрипели одинокие качели, и лишь яркий куст цветущей сирени манил меня в свои объятия.
По щекам текли слёзы… Осознание, что этот больной маньяк испортил мою жизнь и уже запустил свои руки в жизнь сына, душила меня. Витька… Он останется один? Его отдадут отцу? А я? Выживу?
– Сука! Неблагодарная сука!!! – заорал он, подскакивая ко мне. – Хватит меня позорить перед всем домом! Слезай, ебанашка.
– Я выйду из этой квартиры без тебя! – орала, а сама искала способ улизнуть.
– Никуда ты не выйдешь, сука. На привязи будешь сидеть и ноги мои слезами омывать, скучая по Витьке. А его я уже определил в суворовское, в экспериментальную группу. Там и таких мамкиных сосунков научат по струнке ходить и слёзы зря не лить… Я вас научу отца уважать!
Это были последние слова… Видела, как он потянулся ко мне своим руками, и внезапно отпустила раму…
Летела я долго. Очень долго…
Смотрела в ночное небо, слышала его матерный крик и жалела лишь о том, что не попрощалась с сыном.
Дура! Он же заберёт его теперь у мамы и сотворит такого же урода…
И, видимо, Бог услышал мои слова. Помню, как рухнула в бельевые веревки
