Сдавайся, это любовь… - Евсения Медведева
А теперь сдулась. Позорно так. Беспомощно, что аж заскулить от тоски хочется.
И тоска моя была вполне конкретная. Реальная. Настоящая. В толпе постоянно чудился высокий брюнет с чёрными, как южная ночь, глазами. А по вечерам, когда номер погружался в тишину, казалось, слышу его сердцебиение и чувствую аромат сладкого парфюма. Кожа начинала пылать, особенно уже заживший след от его ремня на ягодице.
Убежала от него так бесстыже, что даже не нашла в себе силы написать куцую эсэмэску. Думала, что так лучше будет. Что забудет, обидится и больше не вспомнит обо мне и моём персональном адовом костре, что преследует всю жизнь в лице бывшего мужа.
Зачем ему всё это? Он ещё молод, да у него вся жизнь впереди! Найдет себе хорошую девочку, а не угрюмую пробивну́ю тётку с совершеннолетним сыном, который вот-вот ей внука принесёт.
Да, наверное, это было правильно, потому что он ведь и не писал.
Но если честно, то я была уверена, что Чибисов планету остановит, но найдет Витьку, а тот сольет мою электронную почту, оттого и планшет я из рук не выпускала. Жаждая вновь прочитать короткое, но ёмкое: «Моя!».
Но наш идеальный мир идеален ровно до того момента, как вынужденно сливается с реальностью. Поэтому капитан Чибисов безупречен только в моих фантазиях, в которых он убивает и злого Горыныча, и с Бабой Ягой расправляется одним взмахом меча.
А жизнь – она другая.
Никто не придет и не решит твои проблемы, потому что это противоречит законам природы. Наш мозг настроен на самосохранение. И Кирилл прав, что не ищет, потому что иначе будет беда.
Сбросила вещи на лежак и рванула в море. Ушла под толщу взбаламученной детьми воды с головой и замерла. Бултыхалась, как пластиковая бутылка, понимая, что глупо бежать от проблем. Глупо. Надо возвращаться и встретиться лицом к лицу с Барановым.
Тогда же выстояла? Выстояла. Правда, стоило это мне перелома позвоночника и риска навсегда остаться в инвалидном кресле, но справилась! Не сломил, и сейчас у него не выйдет.
Я явно пугала людей. То ныряла в воду и раскладывалась звездочкой, то выбегала на берег, чтобы проверить почту. И вот когда синяя иконка вспыхнула непрочтенным сообщением, опустилась на колени.
«Мусь, тут дядь Мирон звонил, просил твой адрес».
«Зачем?»
«Говорит, что дело личное. Короче, я дал».
«Хорошо. Ты как, сынок?»
«Обгорел, как стейк на углях. Сегодня на сплав, вечером напишу».
«Я люблю тебя!»
«И я».
Растянулась на лежаке, когда увидела непрочтенное письмо от Германа Керезя, того самого красавчика, с которым убежала в тот треклятый вечер из бара моя подруга Сенька.
«Людмила Аркадьевна, добрый день. Прошу прощения за столь варварский способ связаться с вами, но у меня нет другого выхода, вся надежда на вас…»
Дальше к письму были приложены десятки справок, документов и прочего знакомого мне бюрократического набора для усыновления, вот только в голове до сих пор дважды два никак не складывалось. И только прочитав внимательно фамилию истца, я выдохнула… Мишина Ксения.
Вот и приплыли…
Дальше я уже, позабыв про страх быть обнаруженной, включила телефон, набрала номер, который был оставлен в письме, и понеслась обратно в отель, желая поскорее скрыться от любопытных взглядов.
– Людмила Аркадьевна, не передать словами, как я рад, что вы вышли на связь. – Меня словно поглотил совершенно волшебный бархатный голос Германа. Я, конечно, слышала о нём многое от моей подруги Вероники Ветер, уже много лет работающей в их фирме, но не разделяла её восторга. А, очевидно, зря.
– Герман, не знаю вашего отчества…
– Если можно, то без отчеств и желательно на ты. Один очень хороший человек сказал, что круче вас только его варёные яйца, а я ему верю, как себе. Поэтому, Людмила, ты и твоё умение совершать невозможное нужны нам с Сеней позарез.
– Слушаю, – вышла на балкон, утопая в жарком, практически обездвиженном воздухе. Кожа мгновенно покрылась каплями пота, волосы прилипли к шее, то ли от нервов, то ли от нереального пекла. – Только давайте по фактам? Пить на брудершафт и лупиться в дёсны мы с вами потом будем. А сейчас с самого начала и по порядку.
По мере рассказа мои волосы дыбились по всему телу. Я то охала, то ахала, то щипала себя за ноги, пытаясь прийти в себя, то грызла ногти. А когда Герман выдал фразу:
– Сеня влюбилась в этого мальчишку, Людмила, понимаешь? Она бросила работу, чтобы просто иметь возможность гулять с ним по парку. Я безумно счастлив днём, когда вижу её искрящуюся улыбку, но моё сердце рвётся вечером, когда она вынуждена отвести Егора обратно в детский дом. Я не рассыплюсь от того, что мне придется немного подвинуться, но зато наш сын будет дома…
«Наш сын…»
– Вылетаю, – прошептала я в трубку и отключила звонок.
Моя Сеня станет мамой? Пусть так, пусть этот путь дался ей путём бесполезной тьмы и горя, что она испытала, потеряв мужа слишком рано, но она сумела выкарабкаться. И мамой она БУДЕТ!
Стирала со щек слёзы, вот только они и не планировали заканчиваться. Лились то ли от счастья за ещё одного мальчишку, которому посчастливилось обрести семью, то ли от досады, что включенный телефон не задушил меня тонной сообщений от Чибисова.
Значит, так тому и быть. Лети, птичка… Лети…
На ужин я не пошла, потому что найти билет на ближайший рейс не по цене целого самолета было проблематично. Заказала мало-мальски праздничное меню в номер, решив, что выкачу Керезю счёт, пусть оплачивает мои маленькие женские шалости, особенно в такой день.
Сходила в душ, завернулась в полотенце и стала штурмовать сайты, чтобы поскорее очутиться дома. Когда ты погружен в быт и работу по макушку, то грезишь морем, отпуском и солнцем, а здесь… здесь тоскуешь по дому и жареной картошке с солёными огурцами.
– Обслуживание в номер! – на ломаном русском раздалось из-за двери. Кровать стояла в закутке, но я все равно натянула плед до самого подбородка, зная, как удобно некоторые особо прыткие жеребчики вовремя забывают разговорный русский.
– Оставьте на тумбе.
– Омлет с доставкой в Турляндию…
