Осень по договору: Жена на шесть месяцев - Ива Шелест

— Возможно, — призналась я. — Глупо с моей стороны.

— Очень глупо. Разве ты не видишь? Он по-прежнему красиво говорит и ничего не делает.

В дверях появился Глеб, и мы обе замолчали. Он остановился на пороге, изучая наши лица, и я поняла — он сразу почувствовал, что атмосфера в доме изменилась.

— Добрый вечер, дамы, — сказал он осторожно, целуя меня в щеку. — Почему такие серьезные лица?

— Поговорили с... с биологическим отцом, — сказала Соня, и я заметила, как она запнулась, подыскивая правильное определение.

Глеб замер, анализируя информацию.

— И каковы впечатления?

— Так себе. — Соня встала с дивана, потягиваясь. — Мам тебе расскажет. А я пойду уроки доделаю.

Она ушла, оставив нас одних в гостиной с повисшей в воздухе недосказанностью.

— Рассказывай, — сказал Глеб, садясь рядом.

И я рассказала — о звонке, о разговоре, о том, как Соня методично разобрала Диму по косточкам за пятнадцать минут телефонного допроса. А сама думала о том, что моя дочь в четырнадцать лет умеет читать людей лучше, чем я в шестнадцать.

Глава 37. Ника: Призраки и защитники

Когда Соня ушла доделывать уроки, я осталась с Глебом в гостиной, где воздух все еще вибрировал от недавнего разговора. Он сидел рядом, изучая мое лицо с тем вниманием, которое я научилась узнавать — когда он пытался понять, что происходит у меня в голове.

— Как ты? — спросил он просто.

— Не знаю, — честно ответила я. — Странно это все. Одиннадцать лет тишины, а потом вдруг звонок.

— А ты хочешь его видеть?

Вопрос попал в точку. Хотела ли я видеть Диму? Того мальчишку, который когда-то казался центром вселенной, а потом исчез, оставив меня одну с трехлетним ребенком?

— Нет, — сказала я после паузы. — Но Соня хочет. И это важнее моих желаний.

Глеб взял мою руку в свою — теплую, надежную.

— Ты боишься?

— Немного. Боюсь, что он разочарует ее. Или, наоборот, покажется лучше, чем есть на самом деле.

— А себя боишься?

Я посмотрела на него удивленно:

— Себя?

— Боишься, что старые чувства вернутся?

— О боже, нет! — Я рассмеялась, и смех получился искренним. — Глеб, я не испытываю к нему ничего, кроме... усталости, наверное. Он как болезнь, которой переболела в детстве — иммунитет выработался.

— Тогда что тебя тревожит?

Я подумала, пытаясь сформулировать смутное беспокойство, которое грызло изнутри. Воспоминания о Диме были болезненными не из-за любви — любовь умерла давно, в бессонные ночи у детской кроватки, в очередях к врачам, в попытках объяснить трехлетней Соне, почему папа не приходит. Боль была другой — от осознания собственной наивности, от стыда за то, что когда-то поверила в его обещания.

— Боюсь, что он попытается переписать историю. Представить все так, словно его уход был неизбежностью, а не выбором. Люди как Дима умеют убеждать, что черное — это белое.

— А ты поддашься?

— Надеюсь, что нет. Но он... он умел говорить. Всегда умел найти слова, чтобы я чувствовала себя виноватой в его поступках.

Память болезненно всплыла — как он объяснял свои исчезновения на целые дни необходимостью "подумать о будущем", как убеждал, что ребенок "все поймет, когда вырастет", как в последний раз сказал, что "не может жить в клетке семейных обязательств". А я слушала, кивала, искала способы стать удобнее, лучше, чтобы он остался.

Глеб наклонился ко мне:

— Ника, послушай меня внимательно. Ты не та восемнадцатилетняя девочка, которую можно запутать красивыми речами. Ты сильная, умная женщина, которая одиннадцать лет растила дочь без чьей-либо помощи. Ты координируешь многомиллионные проекты. Ты...

— Глеб...

— Не перебивай. Ты заслуживаешь того, чтобы кто-то наконец сказал тебе правду о том, какая ты на самом деле. — Его пальцы сжали мои крепче. — Ты невероятная. И если этот... Дима попытается убедить тебя в обратном, он просто покажет, какой он дурак.

От его слов что-то растаяло в груди — тот узелок тревоги, который завязался после звонка. Я смотрела в серые глаза с золотистыми искорками и думала о том, как странно устроена жизнь. Одиннадцать лет назад я умоляла Диму остаться, готова была на все ради его любви. А теперь рядом со мной сидел мужчина, который видел во мне не обузу, не препятствие для свободной жизни, а что-то ценное.

— Пойду с вами, — сказал он решительно.

— Что?

— На встречу. Пойду с вами.

— Глеб, нет. — Я покачала головой. — Это неуместно. Это их встреча, не наша.

— Но я не хочу оставлять тебя одну с человеком, который может причинить боль.

— Я справлюсь. И Соня рядом будет — она уже показала, что умеет за себя постоять.

В его глазах читалось сопротивление, желание защищать несмотря ни на что. Наверное, именно так выглядит настоящая мужская забота — не контроль, не желание решать за тебя, а готовность быть рядом, если понадобится помощь.

— Кроме того, — добавила я мягче, — присутствие нынешнего мужа на встрече с бывшим... это выглядело бы как демонстрация недоверия. К Соне, ко мне.

Глеб выглядел неубежденным, но кивнул:

— Хорошо. Но если что-то пойдет не так...

— Позвоню тебе.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Он поцеловал меня в лоб — нежно, как самое дорогое, что у него есть. И в этом жесте было больше уверенности и поддержки, чем во всех клятвах, которые когда-то давал мне Дима.

— А теперь забудь о нем, — прошептал он. — Думай о хорошем.

И я думала о хорошем — о том, как он защищает меня даже от призраков прошлого. О том, что впервые в жизни рядом со мной мужчина, который не требует от меня быть удобной, а принимает такой, какая есть. Думала о том, что в воскресенье, после встречи с прошлым, я вернусь в настоящее — к нему, к нашей странной, но такой правильной семье.

За окном опускалась ночь, первый снег кружился в свете фонарей, а в квартире было тепло и спокойно. Дом, который мы создали вместе, казался крепостью, способной защитить от любых бурь прошлого.

Глава 38. Ника: Встреча с прошлым

Воскресное утро началось с того, что я проснулась раньше будильника