За пеленой дождя - Анна Карлссон
— Как это у тебя получается?
— Я меняюсь вместе с твоей душой. Она растет, и я становлюсь взрослее.
— И в чем же эксперимент? — поинтересовалась я.
Мой спутник посоветовал мне не торопиться, а просто спокойно наблюдать за тем, что происходит рядом с нами. Откровенно говоря, ничего интересного я не замечала. Люди как люди, торопятся себе, спешат по делам. Чего же здесь необычного? Еще недавно я сливалась с этой спешащей толпой. Теперь занимаюсь никому не нужным ее созерцанием. Но чем больше я наблюдала за происходящим, тем более менялось мое отношение. Я поняла, почувствовала, что окружающие живут по другому времени. Для меня оно не двигалось — стояло на месте, тогда как для остальных неслось с огромной скоростью. Но я, если бы хотела, могла его остановить, словно кадр из фильма, чтобы лучше его рассмотреть. Кто я теперь, если обладаю способностью останавливать время? Еще я могла видеть не только то, на что устремлен мой взгляд, но и то, что происходило за моей спиной. И видела не только глазами, но и всем моим существом. Словно тело превратилось в один большой чувствительный орган, способный ощущать все вокруг. Вот тогда и смогла увидеть то, что хотел показать мне мой спутник. Каждый пешеход был окружен свитой, которой, как казалось, не замечал. Свита некоторых была малочисленна, и силуэты сопровождающих еле заметны, напоминая скорее серые тени. Только у немногих они искрились сиянием. Одни — голубым, другие — золотым и розовым. Они соединялись с незамечающими их людьми тонкими нитями, которые тоже сияли разными цветами.
— Теперь ты видишь? — поинтересовался мой гид.
Да, я видела это.
— Кто эти сияющие тени?
— Можно назвать их по-разному.
— Почему у одних они яркие, а у других серые? Разве это справедливо? — я внимательно посмотрела на ближайшего. Какой-то он был сероватый.
— А это зависит от внутреннего состояния человека. Кто наполнен радостью и счастьем распространяет вокруг себя сияние. Тот, кто не желает наполнить счастьем свою жизнь, не способен одарить сиянием других.
Показалось, что говоря это, он намекал на меня. Можно подумать, что есть на свете человек, не мечтающий о счастье. Лично я таких не встречала. Только нет в жизни справедливости. Одному это счастье дается — хоть ешь большой ложкой. Другому же — с гулькин нос, как ни старайся. Себя я относила к группе обделенных. Если бы мне выпало счастье быть частью чьей-либо свиты, то никого бы не обделила вниманием и всех осчастливила.
— А можно я тоже буду таким проводником?
— Ну, начинается, — вздохнул мой приятель. — Думаешь, это так просто? Представь себе медицинский университет. Учатся в нем многие и все мечтают стать знаменитыми хирургами, великими психотерапевтами или же стоматологами, как говорится, от Бога. Терапевтами стать никто не торопится. Кому интересно сидеть в поликлинике на приеме каждый день, а потом без отдыха носится по вызовам. Слушать бесконечные жалобы, потому что здоровые люди к терапевтам не ходят. И так всю жизнь. Так вот мы — это и есть те же самые терапевты. Только у нас еще хуже — и ночью никакого покоя. Хочешь расслабиться, книгу почитать или с приятелем новостями перекинуться, как какой-то страдалец заведет свою заунывную песню «спасите — помогите», — он снова красноречиво посмотрел на меня.
И тут меня такая злость обуяла. Сидит он здесь, критикует, рассуждает, фокусы с чтением мыслей показывает. А где, спрашивается, он был, когда я так нуждалась в помощи? Просто наблюдал, когда я осталась совсем одна и пьяная вывалилась из окна. Если хоть что-то из того, что он мне сейчас тут наплел, правда и кто-то приставил его ко мне хранителем, то почему же он меня не сохранил?
— Я-то делал все, что мог, но кто-то был так занят своими страданиями, что вокруг ничего не хотел, ни слышать, ни видеть. Без позволения я не могу вмешиваться в чью-либо жизнь. То-то и оно…
На его физиономии появилось кислое выражение.
— Почему ты так смотришь на меня? Я тебе не нравлюсь?
— Нет, не нравишься, — заявил он, не пытаясь скрыть свои чувства. — Вроде и не старая еще, а уже какая-то вялая, тоскливая, потухшая.
Он зевнул во весь рот, демонстрируя, как действует на него мой вид. Меня тоже тянуло на зевоту от собственного вида еще с детства.
— Мог бы быть чуть вежливее. Не все могут похвастаться легкой жизнью. Несладко мне пришлось, оттого и вид такой. Неужели непонятно?
Спутник мой прекратил зевать и уставился на меня во все глаза.
— А я-то думал, что ты самый счастливый на свете человек. Оказывается, это не так?
Мне снова захотелось отвесить ему хорошую оплеуху. Тем более что внешность его снова изменилась, вернув уже ставшую привычной хитринку во взгляде. Слишком часто в последнее время появлялось такое желание. Даже работая в детском саду ни разу не хотелось обидеть, а тем более отлупить кого-то из воспитанников. Конечно, Сема Мамочкин являлся исключением из правил. Мало мне пришлось пережить при жизни, чтобы и после нее терпеть издевательства от такого вот шалопая. Однако, взглянув на него, поняла, что его непонимание вполне искреннее.
— Да, представь себе, жизнь не всегда легкая и приятная. Чаще она тяжелая и жестокая, сопряженная с болезнями и предательством.
Он в ответ только пожал плечами.
— Что-то не замечал… Но тебя-то это никак не касается.
От обиды и непонимания перехватило горло. Называет себя хранителем, а у самого ни сочувствия, ни понимания. Какой тогда от него прок.
— Как раз меня это и касается! Думаешь, приятно мне было ходить на нелюбимую работу? А ведь пришлось. Собрала всю волю в кулак и ходила. Ненавидела каждый день, а ненависть за улыбкой прятала. Это, по-твоему, легко?
Откровенно говоря, я рассчитывала услышать слова сочувствия или хотя бы увидеть в его глазах понимание. Я-то ощущала себя почти героем. Шутка ли, улыбаться, когда хочется плакать. Однозначно, что-то геройское в этом было.
— Так ты же сама эту работу выбрала. Кажется, никто тебя под конвоем в детский сад не водил?
— Я не хотела обидеть родителей. Мама с большим трудом нашла для меня это место. Что же я, как свинья неблагодарная, взяла бы и уволилась? — он начинал меня раздражать все сильнее.
— Но потом смогла же уволиться, и ничего с твоей мамой не случилось. Выбрала бы дело по душе, было бы оно тебе не в тягость, а в радость.
— Ну ладно работа, — я решила во что бы то
