За пеленой дождя - Анна Карлссон
— Если меня нет среди живых людей, то почему я все еще нахожусь в этом мире? Что держит меня здесь?
В уме я принялась перебирать все, что когда-либо слышала о потустороннем мире. «Итак, если я склеила ласты, как говорил мальчуган, то почему все еще пребываю в собственной квартире, а не поднимаюсь по светящемуся коридору куда-то ввысь? — вспомнилось, что приведения имеют обыкновения задерживаться. — Отсюда напрашивается вывод, что я приведение. Ужас какой! С детства боялась приведений, и теперь сама стала одним из них. Вот тебе, пожалуйста, чего боялась, на то и напоролась. Впрочем, кажется, эта поговорка звучит как-то иначе…»
Досчитав даже не до десяти, а до ста, чтобы успокоиться, я принялась рассуждать вслух:
— Итак, подключим логику, — мне показалось, что я услышала совсем рядом ехидный смешок. Обернулась — никого. — Если я не ухожу, значит, что-то меня здесь держит. Какие-то незавершенные дела не пускают в рай. А кто сказал, что меня определили в рай? Может, масло на сковородочке уже закипает и меня ждут — не дождутся в месте погорячее? Да ладно, в аду я уже была и даже прожила в нем почти сорок лет своей жизни. Значит, все же что-то не завершила.
Я начала перечислять дела, казавшиеся мне архиважными:
— Квартира убрана, мусор вынесен, в холодильнике продуктов на месяц, в кастрюле суп есть, рубашки наглажены… Все мысли только о хозяйстве — пакость какая! Так пусто жила, что, кроме супа в кастрюльке и наглаженных сорочек, будь они прокляты, вспомнить нечего. Ничего не скажешь…
И снова столкнулась со странностью. Если раньше залилась бы слезами от осознания собственного ничтожества, то теперь просто констатировала, не испытав ни малейшего чувства боли. Мне начинало нравиться мое новое состояние. Однако что делать дальше и как строить свою потустороннюю жизнь? Есть ли какие-то правила или можно делать все, что душе угодно? Только как узнать, чего ей угодно? Я уже сожалела, что так неосмотрительно поступила с рыжим нахаленком. Похоже, он мог кое-что прояснить о моем нынешнем положении.
Не успела я закончить мысль, как мальчишка снова появился. Уселся с ногами на подушку на моей кровати, предварительно взбив ее для большей мягкости. Все же воспитание его очень хромало.
— А тебе подушки жалко? — с укором произнес мальчишка, но слез с уютного сидения.
Я и забыла, что он может читать мысли.
— Скажи, а не мог бы ты мне кое-что объяснить? — начала я, все еще не очень веря, что от моего гостя будет хоть какой-нибудь толк.
— Весь к вашим услугам, — он ловко вскочил на ноги и, поклонившись, помахал передо мной воображаемой шляпой. — Задавай свои вопросы. Я к ним уже привык. Хотя они мне ужас, как надоели.
— Ты кто?
— Это, пожалуй, самый сложный из тех, на что способна твоя фантазия. Как бы тебе объяснить… Если кратко, то я — это ты.
Что-то в этом роде я и ожидала. Как можно относиться серьезно к словам мальчишки. Наверняка он затеял какую-то игру, выбрав меня в качестве жертвы. Теперь будет издеваться, пользуясь моим непониманием. Я отвернулась, не желая больше участвовать в его шалостях. Пусть поищет себе другую дурочку для розыгрыша.
— Ну, не обижайся, — он погладил меня по плечу маленькой теплой рукой.
Сердце мое затрепетало, наполняясь блаженством. Очевидно, подобные чувства испытывают все одинокие женщины, не имевшие желанного ребенка.
— Чтобы тебе было понятнее скажу иначе. Я что-то вроде проводника. Хранитель, по-вашему.
— Ты мой ангел, что ли?
— Я бы воздержался от громких слов. Что за дурацкая привычка все конкретизировать и всему давать названия! Можно все воспринимать просто, как есть.
Настал мой черед смеяться. Надо сказать, что смеялась я с большим удовольствием. Это надо, что придумал. Он мой ангел… Я уверена, что он — наказание тети Светы! В памяти снова всплыл незабвенный Сема Мамочкин. Однажды он целую неделю убеждал всех, что является никем иным, как человеком-пауком. Так у него для этого хоть костюм был, купленный в детском мире. А этот хоть бы потрудился какие-никакие крылышки привязать. Что вырастет из этого поколения?
— Для тебя, как я вижу, сказочные атрибуты важнее сути. Напридумывали вы, люди, себе персонажей и ни во что другое верить не желаете. Это неправильно. Хочешь эксперимент?
Если честно, я несколько побаивалась участвовать в экспериментах сорванца, мало ли что придет ему в голову. Мальчишеский ум — это такая интересная субстанция, что понять ее вряд ли кому-то под силу. Даже взрослый мужчина, который сам еще совсем недавно творил нечто подобное, не в силах понять то, что происходит в голове мальчишки.
Несмотря на некоторое сомнение, я согласилась участвовать в его новой придумке. В конце концов, что мне терять. Если меня и правда нет, то хуже уже не будет. Если же это только глупый розыгрыш, тогда мне будет чем порадовать потом маму выдумщика.
Мальчишка протянул мне руку, и я сжала ее своей. Удивительное чувство заполнило мою грудь. С ним я еще не была знакома. Мне казалось, что оно превысило размеры моего тела, а потом и вовсе покинуло его. Я больше не ощущала себя той женщиной около сорока с грузом прошлого. Была я огромной, мощной силой и одновременно ничем. Как можно словами описать свободу, ветер или любовь? Я была свободой, любовью и ветром одновременно. Мне казалось, что я целое тысячелетие пребываю в этом состоянии, но оно внезапно закончилось.
Мы оказались на улице. Это был мой город, я его узнала. Но, в то же время, все совершенно незнакомое, наполнено другой энергией. Я оглянулась, ища глазами своего спутника, желая получить объяснение. Он стоял рядом, положив руку на мое плечо. Это был тот же мальчуган, только более взрослый. На вид я бы дала ему не меньше восемнадцати. Еще недавно всклоченные рыжие вихры теперь не торчали во все стороны, а оказались аккуратно зачесаны назад. Лицо заострилось. В глазах исчез хулиганский блеск, наполнив их холодом и безучастностью. Глядя в его лицо,
