За пеленой дождя - Анна Карлссон
— Ирочка, прошу тебя, — разволновалась я, — не шути со мной. Скажи правду. Ведь ты приходила ко мне и приглашала на выставку этого проклятого художника? Не могло же мне все это показаться!
Ирка тоже испугалась не на шутку. Забыв про сон, отложив все свои дела, она через полчаса примчалась, чтобы не позволить мне окончательно сойти с ума, потерявшись где-то между фантазией и реальностью.
Она убеждала меня, что мы не виделись несколько дней и ни на какой вернисаж меня не приглашала. Более того, в ее окружении нет никого с фамилией Пасюкин.
— Ну как же, — пыталась я воспроизвести все события того дня. — Я вернулась от врача и сразу позвонила тебе. Я была очень расстроена тем, что сказала мне доктор, поэтому ты приехала меня поддержать. Мы пили чай, и ты пригласила меня на вернисаж.
Я растеряно смотрела на Ирку, не веря, что все это могло мне только привидеться или почудиться. Не знаю, как назвать подобное состояние.
— Кстати, мне звонила Татьяна Анатольевна и жаловалась, что ты давненько у нее не была. А ты говоришь, что позавчера была на приеме?
Я судорожно копалась в сумке, пытаясь найти визитную карточку доктора.
Услышав в трубке ее голос, завопила, не помня себя:
— Татьяна Анатольевна, миленькая, скажите, что я была у вас на приеме позавчера. Ведь была же, правда? Вы мне еще какие-то штуки на голову вешали!
Вместо ответа она пригласила меня сегодня же явиться в клинику. Вечером мы отправились на прием вместе с Иркой.
Усевшись на стул в пустом коридоре, Ирка приготовилась ждать. Постучав в знакомую дверь с вывеской, сообщающей о регалиях и званиях моего лечащего врача, я вошла внутрь. Татьяна Анатольевна смотрела на меня встревоженными глазами. Пригласив присесть, она расспросила о том, что произошло. История ее не удивила, так мне показалось.
— Все же началось, — словно разговаривая сама с собой, еле слышно проговорила она.
Мне приходилось когда-то слышать одно выражение, которое в данный момент очень правильно описывало мое теперешнее состояние: «Мир рухнул». Я это отчетливо почувствовала. Даже зрительно могла наблюдать руины своей никчемной, но очень желанной жизни.
— Дорогая, — начала она мягко, и я поняла, что ничего утешительного для себя не услышу, — мне нет смысла скрывать от вас, что болезнь прогрессирует. Все оказалось сложнее, чем я предполагала. Очевидно, мы столкнулись с запущенной и очень агрессивной стадией. Конечно же, ни на каком приеме у меня вы не были. Это ваш мозг, лишенный необходимых электрических импульсов, выдает вам ложные картины. Для вашей болезни это вполне естественно.
— Так что же мне делать? — в одночасье я была лишена слабой надежды. — Я должна сообщить родственникам и близким, что меня скоро не будет? Как же так?
Доктор тоже чувствовала себя неловко, и я пожалела, что не сдержалась в своем отчаянии. В конце концов, она не обязана пропускать через свое сердце страдания пациентов. Татьяна Анатольевна пригласила Ирку зайти в кабинет. Они о чем-то говорили между собой, но слов я не разбирала. В голове гудело, и казалось, что все это происходит не со мной. Вот сейчас я проснусь и позабуду ужасный сон.
— Ваша подруга спрашивает у меня, нужно ли сообщать родным о своей болезни, — обратилась она к Ирке. — Думаю, вы сможете дать лучший совет, ведь являетесь ближайшим другом семьи.
— Думаю, пока не стоит, — уверенно заявила она. — От родителей поддержки не дождаться, а с мужчинами, сами знаете, как бывает. Они не любят, когда жены болеют. Лично я бы не говорила.
— Значит и не стоит, — подвела итог профессор и знаток человеческих душ.
— А что же мне делать? — я совсем растерялась. Вот так просто сидеть и ждать, когда в один прекрасный день превращусь в растение.
— Понимаете, — Татьяна Анатольевна усадила меня на стул, присев рядом, — в вашем случае могу предложить только психоневрологическую лечебницу. Но, откровенно говоря, нахождение в ней вашу ситуацию не улучшит. Скорее, наоборот. Я понимаю, что и оставаться в кругу семьи тоже будет тяжело. Родители, муж привыкли видеть вас веселой, энергичной, а тут такое… Одна моя пациентка с таким же диагнозом даже развелась с мужем, разменяла квартиру и уехала доживать в какую-то деревеньку, где ее никто не знал. Купила себе домик и денег еще хватило на сиделку. Какая же мудрая была женщина. Думала не только о себе, но и о тех, кто ей дорог.
— Но неужели нет никакого лекарства? — взмолилась я, хотя сама прекрасно знала, что медицина не всесильна.
Вместо ответа доктор лишь развела руками.
Я плохо помнила, как мы добрались до дома. В последнее время чувствовала себя уставшей и опустошенной, что начала думать о том, что было бы неплохо, если бы все это закончилось. Хорошо, что мужа не было дома и он не мог испортить себе настроение от моего кислого вида. Может, даже хорошо, что в его жизни есть Галина. По крайней мере, будет кому о нем позаботиться и не нужно будет ему питаться в общественных местах. Знаю я, чем там людей кормят. Желудок посадить можно в два счета. А Женечка не привык к ресторанной пище, поэтому рискует больше других. Если бы было возможно, я бы ему супа и домашних котлет наготовила на всю жизнь.
* * *
Я решила со следующей недели уволиться с работы. Какой смысл на нее ходить, когда часы мои почти сочтены. Однажды читала про некую американку. Узнав о своей болезни, она уволилась с работы, продала все имущество и отправилась в кругосветное путешествие. Я ей даже завидовала. Еще в детстве один раз я была в летнем лагере, но заболела свинкой, и меня забрали домой. Позже с родителями ездила на море. Поездку помню плохо, а вот какие-то неприятные ассоциации в воспоминаниях остались. Санаторий для лечения нервов тоже посетила. Пожалуй, этим ограничивался весь познанный мною мир. Сначала очень хотелось куда-то поехать, но с годами желание почти прошло. Да и страшно как-то. Какие люди живут в других городах и странах, как они отнесутся ко мне? Кто знает… Приеду такая глупая, провинциалка, даже подумать стыдно. Но, с другой стороны, посмотреть на мир была охота. О Париже и Риме я,
