Бывший муж. Я хочу нас вернуть - Анастасия Дмитриевна Петрова
И сейчас я могу только это. Только такую жестокую форму тишины я способна предложить своей старшей дочери. Потому что вся внутри уже выгорела. Пусть это несправедливо. Пусть жестоко. Но ничего мягкого во мне больше не осталось.
— Мамочка, — Даша зовёт тише. С её губ срывается мягкий, почти детский звук, и она тянет ко мне руки, как раньше, когда ещё не умела говорить.
Я обнимаю её. Глажу по спине, чувствуя, как хрупкое тело прячется у меня в ладонях, и её дыхание чуть учащается.
Она старается быть сильной, но я-то знаю. Она напугана. Измотана.
Её губы касаются моего уха, и она едва слышно шепчет:
— Не злись на Карину…
Говорит это так тихо, будто боится задеть какую-то тонкую грань во мне. Она защищает сестру. Потому что всегда была к ней прижата. Карина была её солнцем, её фронтовой подругой, её тихой стеной. И я это понимаю. Но сейчас во мне нет места ни пониманию, ни всепрощению.
Я лишь грустно улыбаюсь, с трудом удерживая эту улыбку, чтобы губы не задрожали.
— Я позвоню тебе, как только доеду. Обещаю, — говорю ей и выхожу из палаты, будто выныриваю из чьего-то сна.
Карина окликает меня.
— Мама…
Потом ещё раз, громче:
— Мам!
Но я не оборачиваюсь. Не хочу видеть в её глазах вину. Или, что хуже, уверенность, что всё снова обойдётся. Я просто плотно захлопываю за собой дверь.
Хватит.
В коридоре, слава богу, нет ни Саши, ни его мерзкой пассии. На посту охраны я внятно и спокойно, с тяжестью в голосе, объясняю ситуацию. Говорю, что женщину, которая сегодня приходила в палату, не стоит впускать больше даже на порог.
— Если она появится здесь снова, я лично пойду к главврачу, — говорю. — И с меня хватит. Я не стану молчать. Женщина в форме кивает. У неё в глазах страх, но и сочувствие. Наверное, тоже мать.
Мне обещают, что больше этого не повторится.
Я киваю. Иду прочь.
Сашу я нахожу на парковке. Он стоит один, прислонившись к своей машине. Его лицо напряжено, взгляд сосредоточен на мне.
Как будто он ждал. Знал, что я всё равно выйду к нему.
— Юля… — начинает он, осторожно, словно на тонком льду, — Я понимаю, что это перебор. Если бы я знал, клянусь, я бы не допустил…
— Ты можешь, наконец, разобраться раз и навсегда? — перебиваю. Голос режет, как стекло. — Сделать так, чтобы она исчезла из моей жизни? Сколько можно? Сколько ещё можно терзать мне душу?
Пауза. Молчание. Только машины гудят вдалеке.
— Озеров, — говорю тихо, медленно, с надрывом, — я уже начинаю тебя ненавидеть.
Он будто застывает. Даже дыхание его замирает. А мне уже всё равно.
— Я съеду с этой квартиры, — говорю. — И не надо меня провожать. Не нужно больше ни о чём спрашивать. Разбирайся со своей жизнью сам. Я своей займусь сама.
— Юлька…
— Нет, все, хватит! Даже ради Дашки я не готова все это терпеть. Ясно? К Даше тоже будем приходить в разное время. Избавь меня от всего этого.
— Ясно.
Голос его становится холодным. Но я не реагирую на изменения. Вызываю такси, благо машина находится сразу, я тут же сажусь в какой-то новенького китайца и еду собирать чемодан и искать новое жилье.
Глава 42
Саша
До сих пор перед глазами картина — как она уходит. Голос её, этот тон, и слова о том, что ненавидит. Я думал, что тогда, при моём разводе, она ненавидела, но нет. Тогда она любила, а я, идиот, не видел и не хотел видеть. Зациклился лишь на себе.
И теперь — глухой, спокойный тон. Вот оно, то самое… равнодушие на грани с ненавистью. Словно я её снова потерял, хотя даже заново не обрёл.
Болтаю кубик льда, глядя на янтарную жидкость, что едва прикрывает дно стакана. Тру рукой лицо, облокотившись локтями на барную стойку.
Как же так, родная? Как же я тебя так упустил? Как мог так ранить твою душу? Усмехаюсь, с силой надавливая на глазные яблоки.
Прости, Юля. Прости.
И пусть она не услышит этих признаний — скорее всего, её уже нет в квартире. А у меня внутри — настоящий ад. Хочется приехать и встать в проёме. Да только к чему это приведёт? К тому, что я сам себя закопаю заживо. В принципе, уже закопан, осталось лишь небольшое отверстие в земле, чтобы хотя бы какую-то дозу кислорода получать.
Смотрю на экран телефона, на котором я уже сбился со счёта — сколько там гневных сообщений от Алёны. Да только я уже всё высказал. Там, в коридоре, когда резко дёрнул её к стене. Если признаться — хотелось поднять руку на женщину. Впервые. Я умею контролировать свои эмоции, но тогда грани были стёрты. Мне откровенно хотелось приложить. Её. Пару раз об стену.
И, вспоминая её слова, я был бы рад, если бы Юля позволила просто находиться рядом. Не говоря уже о прикосновениях и прочем. Это нечто на грани фантастики. Но Алёна, ошибочно, считает иначе. Тем же лучше, потому что отрицать я не намерен. Пусть делает что хочет.
И беременность её я полностью обеспечу — в случае, если ребёнок мой. В остальном — меня, как не было, так и нет.
Вспоминаю глаза Карины, когда я молча указал ей на выход и не проронил ни слова по пути домой. Отвёз её в квартиру, где мы жили с Алёной. Но только для того, чтобы она собрала вещи и уехала в Хамовники. Правда, теперь, уже как часа четыре спустя, её телефон недоступен, и я понятия не имею, добралась ли она до места назначения. Потому что я ясно дал понять, что иных вариантов у неё нет. К тому же они должны поговорить с Юлей.
Несмотря на то, что Юля зла… В прошлом я допустил достаточно ошибок, в том числе разделив мать и дочь, и на протяжении долгого времени только увеличивал между ними дистанцию. В этот раз я не могу так поступить.
В этот раз всё должно быть правильно. И я отчаянно стараюсь не опускать руки и верить в то, что Юля найдёт в себе силы хотя бы принять моё «прости».
Ощущение, безусловно, есть — что моя исповедь ей к чёрту не сдалась. Но
