Сласти, страсти и тайны королевского двора - Тиро Томое

— Нет, я человек, — привычно ответила я. Не в первой мне слышать подобные вопросы, — слазить как будешь?

Мальчишка прищурился, хмыкнул и качнулся на ветке. Длинные волосы в очередной раз скользнули по земле.

— Осторожней! Шею свернёшь! – совсем по-матерински выкрикнула я, бессознательно вытягивая свободную руку в нелепой попытке спасти неумного мальчугана.

Совсем как Егор в детстве. Тот тоже любил найти ветку потолще, влезть на неё, а потом скакать по ней и пугать меня тем, что вот-вот сверзится.

— Неа, — хрипло ответил он, — смотри, как умею!

Мальчишка качнулся чуть сильней, отцепил ноги и, совершив немыслимый кульбит, перевернулся в воздухе, чтобы приземлился на землю на полусогнутые ноги. Уже через секунду мальчишка распрямился, приосанился.

Был он высок и худощав, немного нескладен, как бывает с подростками во время бурного роста, однако в нём уже чувствовалась мужская стать и сила. В будущем он грозил вырасти очень красивым мужчиной. А пока тёмные пятна грязи на лице выдавали его совсем ещё детскую натуру, склонную к авантюрам и ребячеству. Так ещё и длинные тёмные волосы рассыпались по плечам, придав мальчишке немного девичий вид. Я хихикнула.

— Чего смеёшься? – надулся мальчишка, — сама так точно не сможешь!

— Да так, — я пожала плечами, — выпендрёжник. Ты что в нашем дворе забыл? И вообще, я тебя впервые вижу. Ты откуда тут взялся?

Мальчишка шмыгнул носом, скосил тёмные блестящие глаза на высокий забор, выпятил грудь, а потом сказал мрачным шёпотом:

— Я сбежал!

— От кого?

— От всех!

— Это сильно, — покивала я, собирая выроненное сено, — ищут, поди?

— А то как же, — скривился мальчишка, ковыряя носком ботинка землю, — орут, наверное. Дядька с ума сходит…

— И не жалко тебе дядьку? – я прошла мимо мальчишки, положила корма возле загона, и принялась деловито открывать клетки с кроликами.

Зверьки, терпеливо ожидающие утренней кормёжки, радостно заскакали по клеткам, временами подбегая к моей вытянутой руке, чтобы получить маленькую порцию ласки. Трепя их за ушками, я вытаскивала пустые плошки от воды и складывала в стопку.

За спиной сердито сопел вторженец.

— Давай помогу, — буркнул мальчишка, забирая у меня плошки для воды, — где воду брать?

— Во-он там бочка, — махнула я головой к колодцу, что прятался в трёх шагах от яблони, — там вода потеплей, а в колодце студёная очень.

Вместо ответа мальчишка кивнул и бегом направился к бочке. Я проводила его взглядом. Мальчишка остановился возле бочки, схватился за большой ковш, зачерпнул воды, а потом принялся поливать плошки, чтобы отмыть их. Я удовлетворённо хмыкнула, отворачиваясь. Мальчишка знает, что делать, явно не впервой ухаживать за животными. Наверное, прибыл с кем-то из фермеров, а потом сбежал, чтобы посмотреть город.

Кролики повставали на задние лапки, когда я взялась за скребок, чтобы вычистить клетки. Сначала зверьки терпеливо смотрели, прислушиваясь к скребущим звукам, а потом, один за другим, попрятались в маленькие деревянные домики, которые Исайя сколотил собственноручно.

Вскоре, клетки стали чистыми, кормушки наполнились свежим зерном и подвяленной травой.

— Можно мне? – спросил мальчишка, стоя возле клеток с вымытыми плошками в одной руке и с ведёрком, наполненным водой, в другой.

Я просто кивнула, отходя в сторону.

Мальчишка с видимым удовольствием расставил плошки и наполнил их водой. Мои белые кролики, обычно недоверчиво относящиеся к посторонним, бросили увлечённо жевать сено, и стали обнюхивать влажную руку мальчишки, забавно шевеля носиками.

— Щекотно, — улыбнулся мальчишка, когда двое зверьков одновременно полезли к нему.

— Закрывай клетку, — посоветовала я, — сейчас ещё и на вкус пробовать начнут.

Мальчишка раскрыл ладонь, погладил ближайшего кролика. Тот блаженно закрыл глаза и развесил длинные уши в стороны, но ласка почти сразу прекратилась. Ладонь исчезла, клетка захлопнулась, а кролик обиженно пошевелил носом и вернулся к трапезе.

Склонив голову на бок, я внимательно наблюдала за мальчишкой. Сквозь прорехи в новой рубашке проглядывали мышцы, на ладонях виднелись мозоли от долгой и тяжёлой работы, но на лице и руках почти не было загара. Да и одежда, несмотря на потрёпанный вид, была не из дешёвых. Рубашка атласная, брюки из дорогого сукна, ботинки из мягкой кожи.

— Ох и влетит тебе за испорченную одежду, — вздохнула я, — ты из фермеров?

Мальчишка напрягся и нервно кивнул.

— Отец, поди, долго на такую одежду копил? Зачем изодрал?

— Оно само, — нахмурился мальчишка.

— Само, — вздохнула я, — тебя как звать-то?

— Ник. А тебя?

— Летта. Виолетта.

Ник с досады хлопнул себя по бедру и восторженно взревел.

— Понял! ты подкапустная!

— Ага, — согласилась я, — она самая. Есть хочешь?

— Хочу.

— Пошли, поможешь.

Я схватила мальчишку за руку и потянула за собой, в летнюю кухню.

Добежав до неё, я остановилась, приложила палец к губам, на цыпочках подошла к раскрытому окошку и заглянула внутрь. Папаши не было. Видимо всё ещё болтал с Буяном в доме.

— Хлеб с молоком будешь? – почему-то шёпотом спросила я.

Ник кивнул и сглотнул голодную слюну.

Забрав крынку молока и краюху тёплого ещё ржаного хлеба, мы вернулись под яблоню, где, удобно расположившись на мягкой траве, позавтракали. Ник был жутко голоден. Он с жадностью грыз хлеб, запивая его молоком прямо из крынки.

— Никогда ничего вкуснее не ел! – восхищённо сказал он, когда наши немудрённые припасы закончились, — спасибо, Летта.

— На здоровье, — прищурилась я, — это чем же ты питался, если молоко тебе таким вкусным показалось?

— Да так, разным, — Ник отвёл глаза в сторону.

Бывает. Фермеры частенько экономят на своих, продавая молоко до капли. Так что не мудрено. Хотя, может это молодой организм, получивший порцию свободы, чистого воздуха и новых впечатлений, так реагирует на простую пищу. Я вон, с тех пор, как омолодилась, тоже от любого кусочка в восторг прихожу. Всё-таки вкусовые рецепторы у детей работают лучше. В детстве всё ярче: небо, трава, еда, впечатления.

— Хочешь, город покажу? – предложила я.

— Хочу, — обрадовался Ник, но внезапно напрягся, прислушиваясь к чему-то.

Это было странно. Я ничего не слышала, кроме обычных звуков улицы. Что Ника так встревожило?

Он встал, нервно запустил пятерню в густые волосы и тоскливо посмотрел в сторону высокого глухого забора, который огораживал двор Исайи от улицы.