Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса - Дарья Кун

Он на секунду поднял на неё взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на насмешку.

– С лисой не договоришься. Она не из ваших. Не понимает слов.

Наступила неловкая пауза. Элли пересчитывала монеты, звонко откладывая их на столешницу. Она чувствовала его взгляд на себе. Не прямой, а боковой, оценивающий, изучающий. Ей всегда казалось, что он видит в ней что-то, чего не видят другие. Какую-то неловкость, неуверенность, которую она тщательно скрывала под маской деловой хозяйки.

Внезапно он замер. Его взгляд скользнул по пекарне, по полкам с баночками, по потрескивающей печи, по открытой на случайной странице Книги рецептов. Его ноздри слегка расширились, будто он улавливал какой-то запах, недоступный обычному носу.

– Сильно сегодня пахнет, – произнёс он наконец, и его низкий, немного хриплый голос прозвучал громче, чем обычно.

Элли насторожилась.

– Пирог с яблоками только что вынула. И булочки с корицей. Конечно, пахнет.

Он медленно покачал головой, всё ещё вглядываясь в полумрак у печи, будто пытаясь разглядеть что-то там.

– Не пирогом. Не булками. Сила. – Он произнёс это слово отрывисто, без всякого почтения, скорее с лёгким презрением. – Сильно пахнет силой. Разлили что-то?

Элли почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Не страх, а раздражение. Кто он такой, чтобы приходить в её дом и делать такие замечания? Грубый, неотёсанный лесной человек, не знающий простейших правил приличия.

– У меня пекарня, мастер Каэл, – сказала она, и её голос зазвучал холодно и отстранённо. – Здесь пахнет тестом, маслом и сахаром. Если вам не нравятся запахи, вы можете не заходить.

Он наконец перевёл на неё свой тяжёлый, неморгающий взгляд. Казалось, мужчина впервые действительно увидел её – не как поставщик клиента, а как одинокий волк – другого хищника на своей территории. В его глазах не было ни извинения, ни смущения. Лишь холодное, почти научное любопытство.

– Запахи нормальные, – парировал он. – А сила – она другая. Резкая. Новая. Словно кто-то неумелый взял в руки острый нож. Можно и порезаться.

Элли вспыхнула. Она сжала монеты в кулаке так, что края их впились в ладонь.

– Я прекрасно управляюсь с ножами. И со своей пекарней тоже. Остальное – не ваше дело.

Он пожал плечами, словно её гнев был ему совершенно неинтересен.

Закончив раскладывать свой товар, Каэл отодвинул корзины.

– Моё дело – предупредить. Лес не любит резких движений. И резких запахов. Привлекают внимание… разного.

С этими словами он взял со стола деньги, не пересчитав, сунул их в кожаный мешочек на поясе и развернулся к выходу.

Элли стояла, всё ещё сжимая монеты, чувствуя, как жар от злости разливается по её щекам. Она ненавидела эти намёки, эту таинственность, это его вечное высокомерие. Он вёл себя так, будто был хранителем каких-то великих секретов, а она – несмышлёным ребёнком, играющим с огнём.

– До следующей среды, – бросила она ему вслед, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Он уже брался за резную деревянную ручку двери, но на секунду замер. Не оборачиваясь, он произнёс:

– Берегите книгу. Старые вещи… капризны. Могут и укусить.

И вышел. Дверь закрылась за ним так же бесшумно, как и открылась. Колокольчик над ней даже не дрогнул.

Элли выдохнула, разжала онемевшие пальцы и с силой швырнула монеты в глиняную кружку для мелочи. Они звякнули, нарушая благоговейную тишину.

– Ненавижу, – прошептала она в пустоту. – Абсолютно ненавижу его визиты.

Она подошла к корзинам и с раздражением стала перекладывать ягоды в свои миски. Они были прекрасны. Идеальны. Земляника отдавала сладким солнцем, черника – утренней росой. Даже травы пахли не просто зеленью, а чем-то глубинным, древним, целебным. Это бесило её ещё больше. Почему он, такой грубый и неприятный, должен приносить такие прекрасные ингридиенты?

Она взяла в руки пучок мяты, который он принёс в дополнение к заказу. Стебли были упругими, листья – ярко-зелёными, с фиолетовым отливом. Она поднесла его к носу, вдыхая свежий, очищающий аромат. И внезапно злость начала уходить, растворяясь в этом запахе. Она вспомнила, как бабушка Агата заваривала чай с такой мятой, когда Элли была маленькой и не могла уснуть после кошмара. «Она успокаивает сердце, детка, – говорила Агата, укутывая её в одеяло. – Отгоняет дурные мысли».

Элли вздохнула и опустила мяту в миску с водой. Она посмотрела на дверь, через которую ушёл Каэл. «Сильно пахнет силой». Что он имел в виду? Неужели он почувствовал то, что произошло утром? Ту странную, тёплую волну, что пошла от неё к булочке, когда она пыталась помирить подруг? Неужели это и была та самая «сила», о которой так много говорила бабушка, но которую Элли никак не могла по-настоящему ощутить и тем более контролировать?

Или он просто сказал это, чтобы позлить её? Чтобы продемонстрировать своё превосходство, своё «особое» знание?

Она не знала. И это незнание злило её и пугало одновременно.

Элли подошла к Книге, всё ещё лежавшей открытой на странице с рецептом «Пряников радости». Бережно, почти с благоговением, она провела пальцами по бабушкиному почерку. « …и добавить щепотку тёплых воспоминаний , – было написано там изящным курсивом. – Размешивать, думая о чём-то хорошем, пока тесто не станет светиться изнутри ».

«Капризны, – вспомнила она слова Каэла. – Могут и укусить».

Она резко захлопнула книгу. Нет. Он не понимал. Он не мог понять. Для него магия, сила – это что-то дикое, что-то из леса, что-то, что нужно контролировать и опасаться. Для бабушки, а теперь и для неё, это было частью дома. Частью семьи. Частью тёплого хлеба на столе.

Она больше не чувствовала умиротворения. Полуденная благодать была безвозвратно нарушена. Пекарня снова казалась просто комнатой с печью, а не живым, дышащим существом.

Элли вздохнула, закатала рукава и с решительным видом направилась к мешку с мукой. Нужно было замешивать тесто для вечерних пирогов. Дело. Рутина. То, что она умела и любила. То, что было понятно и не таило в себе никаких «резких запахов» и «сил».

Но пока она насыпала муку в большую деревянную миску, её взгляд снова и снова возвращался к окну, за которым лежала дорога, уходящая в тёмный, молчаливый лес. И в глубине души, сквозь раздражение и непонимание, шевельнулось крошечное, назойливое любопытство. А что если он прав? Что если она, сама того не ведая, взяла в руки не просто нож, а нечто острое и опасное? И что тогда?

Элли