Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса - Дарья Кун

Они снова замолчали, доедая булочку. Воздух перестал искрить. Гнев растворился, уступив место знакомой, комфортной тишине между близкими людьми. Когда тарелка опустела, Сьерра вздохнула уже совсем по-другому – с облегчением.

– Ладно… извини, что накричала.

– И я… тоже прости.

Они не бросились обниматься. Они просто посмотрели друг на друга, и что-то твёрдое и колючее в их взглядах растаяло, как иней на солнце. Амара купила две булочки – себе и подруге. Они вышли из пекарни уже вместе, о чём-то тихо болтая, и звон колокольчика над дверью прозвучал для Элли как аплодисменты.

Она замерла, глядя на опустевшее место у прилавка, на крошки на тарелке. Сердце её билось часто-часто. Это было оно? То самое? Просто булочка? Или… в неё действительно было вложено что-то? Мысль о тепле? О дружбе? О том, что ссоры проходят, а настоящие подруги остаются?

Она медленно подошла к окну и снова прикоснулась к бабушкиной книге. На этот раз ей показалось, что страницы под её пальцами стали чуть теплее. И впервые за долгое время Элли улыбнулась. Тихо, про себя, как бы боясь спугнуть это хрупкое, новое чувство. Чувство, что магия Агаты не ушла. Она просто ждала, когда Элли будет готова её заметить.

А снаружи, над Веридианом, всё так же висел тёплый, хлебный, коричный запах из пекарни «Уютный очаг». Запах, который был похож на обещание. Обещание маленьких, тихих чудес.

Глава 2. Угрюмый поставщик

Полдень в «Уютном очаге» был особенным временем. Утренняя суета, звон колокольчика, возгласы покупателей и перезвон монет стихали, уступая место сонной, медовой тишине. Солнечные лучи, достигнув зенита, становились тяжелыми и ленивыми. Они заливали пекарню густым, золотистым сиропом, в котором медленно танцевали пылинки, поднятые с пола за утро. Воздух, ещё несколько часов назад плотный и насыщенный запахами свежей выпечки, теперь становился тоньше, прозрачнее. В нём можно было различить отдельные ноты: вот тянется сладкая нить ванили из почти пустой вазочки с эклерами, вот горьковатый аромат поджаристого миндаля, а вот – едва уловимая, прохладная струйка от пучка мяты, свешивающегося над раковиной.

Элли сидела на своей любимой табуретке за прилавком, подперев щеку ладонью и полузакрыв глаза. Вторая кружка чая с чабрецом и мёдом остывала перед ней, совершенно забытая. В такие минуты она почти физически ощущала, как пекарня, её пекарня, вздыхает полной грудью, отдыхая после утреннего труда. Казалось, даже стены, пропитанные теплом и запахами, слегка потрескивали, усаживаясь поудобнее, как старый, добрый человек в своём кресле у камина.

Она наслаждалась этой передышкой, этой благословенной паузой между актами рабочего дня. Скоро начнётся подготовка к вечерней выпечке: нужно будет замесить тесто для пирогов, которые расхватают за час до закрытия, почистить яблоки для шарлотки, приготовить закваску на завтра. Но сейчас был миг чистой, ничем не омрачённой благодати. Даже кошка Мурка, обыкновенно предпочитавшая мягкое кресло на кухне бабушки Агаты, сейчас растянулась на прилавке на самом солнечном месте, превратившись в рыжую, мурлыкающую шкурку.

Тишину нарушил не звонок над дверью. Его нарушил звук. Тяжёлый, мерный, глухой стук шагов по деревянному настилу крыльца. Знакомый и всегда неожиданный. Шаги были неторопливы, но полны скрытой силы, будто по мосткам ступал не человек, а молодой, осторожный медведь. Элли вздрогнула, словно её выдернули из приятного сна, и недовольно нахмурилась. Она знала, чьи это шаги. Поставщик. Лесной человек. Каэл.

Она мысленно перебрала календарь. Да, так и есть, среда. День, когда он привозил дикие ягоды, грибы, редкие коренья и травы, которые не росли в её палисаднике. Их деловые отношения были налажены ещё бабушкой Агатой и соблюдались с почти религиозной точностью. Каждую среду, между часом и двумя пополудни, он появлялся на пороге, молча принимал плату и так же молча удалялся обратно в свои леса.

Элли поправила передник и сделала глоток остывшего чая, стараясь вернуть себе ощущение утраченного спокойствия. Она не любила эти визиты. Они всегда выбивали её из колеи, вносили в её упорядоченный, тёплый мир странную, холодную ноту.

Дверь открылась беззвучно – мужчина умел двигаться поразительно тихо для своего роста. И он заполнил собой всё пространство у входа. Не потому, что был невероятно высок или широк в плечах, хотя и то, и другое было правдой. Просто его присутствие было… плотным. Осязаемым. Казалось, он принёс с собой сгусток прохладного лесного воздуха, пахнущего хвоей, влажной землёй и чем-то диким, неуловимым.

Каэл остановился на пороге, позволив глазам привыкнуть к полумраку пекарни после слепящей уличной яркости. Он был одет в поношенную, но прочную одежду землистых тонов: холщовая рубашка, жилет из грубой шерсти, штаны, заправленные в высокие сапоги из мягкой, протёртой кожи. В руках он держал две плетёные корзины, прикрытые холстиной. Из-под ткани пробивался терпкий, кисловатый запах лесных даров.

Элли молча кивнула ему, указывая взглядом на свободное место у конца прилавка, куда он обычно ставил свою ношу. Она не предлагала ему зайти, сесть, выпить чаю. Он бы всё равно отказался. Их ритуал был отточен до мелочей.

Он пересёк пекарню неслышными шагами и поставил корзины на указанное место. Движения его были простыми, лишёнными всякой суеты, будто каждый мускул был под четким контролем. Он откинул холстину, и пекарню заполнил новый букет ароматов: душистая земляника, сладкая черника, горьковатая костяника и что-то ещё, пряное и незнакомое.

– Здравствуйте, – произнесла Элли, соблюдая формальность. Её голос прозвучал чуть громче, чем нужно, нарушая царящую тишину.

Каэл лишь кивнул в ответ, его лицо оставалось невозмутимым маской. Он не был красив в привычном понимании. Черты его были грубоваты, словно вырублены топором: резко очерченный подбородок, высокие скулы, нос с небольшой горбинкой. Тёмные волосы, собранные в низкий хвост, выбивались нетерпеливыми прядями. Но больше всего Элли поражали его глаза. Цвета старого мха, с золотистыми искорками вокруг зрачков. Они никогда не улыбались. Даже когда губы растягивались в чём-то, отдалённо напоминающем улыбку, глаза оставались холодными и настороженными, будто видели перед собой не пекаршу, а потенциальную угрозу.

Он вынул из корзины аккуратные берестяные туески с ягодами, свёртки с сушёными грибами, пучки странных трав с серебристыми листьями.

Элли взяла один из туесков с земляникой. Ягоды были идеальны: сухие, чистые, отборные, каждая – как маленький рубин.

– Хороший урожай, – заметила она, больше для того, чтобы сказать хоть что-то.

– Урожай как урожай, – глухо ответил он, не глядя на неё, развязывая верёвку на свёртке с кореньями. – Лиса половину утащила. Придётся за ловушку браться.

Элли поморщилась. Она ненавидела ловушки.