Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Только лучше бы этого никогда никому не видеть. Вся поляна полна была упырей. Отчасти хорошо, что к людям были обращены не морды их, а затылки, но цепкие руки вслепую тянулись к живым, пытаясь ухватить. В первый миг несколько парней от ужаса сделали шаг назад, кольцо стало теснее.
– Не пятиться, тля вашу мать! – рявкнул Воята. – Стоять! Не сжимайтесь, помешаете друг другу.
Сам он, благодаря высокому росту и длинным сильным рукам, успешно орудовал рогатиной, пронзая упырей и отбрасывая прочь. В темноте, при свете единственного факела, нечистое воинство было трудно рассмотреть – отблески огня выхватывали из шевелящейся черной гущи то руки со скрюченными костлявыми пальцами, то лохматые затылки, и от этого казалось, что упырями полна вся гора, что их больше, чем деревьев. Сомкнется это кольцо, задавит горстку искорок… Из тьмы раздавалось глухое рычание. На людей веяло холодной болотной гнилью и запахом разложения.
Трое с копьями – Воята, Гордята и Жила – кололи и отбрасывали лезущих упырей. Демка гвоздил молотом направо и налево – только ошметки разлетались. Но промежутки в строю тут же занимали новые выходцы из болота.
– Ядрена мать! – вдруг вскрикнул Воята.
Строй злыдней разошелся, и перед ним оказалось такое существо, что волосы встали дыбом. У существа было одно тело, но две головы – одна поверх другой. И эти головы смотрели вперед, как у людей, а не назад, как у прочего воинства из Черного болота. Однако зрячей была только одна голова – та, что выше: на распухшем, темном лице горели желтым огнем выпученные глаза. У второй на месте глаз зияли черные дыры, и из них лился непрерывный черный поток. Среди запаха болота повеяло густым тошнотворным духом свернувшейся крови.
– Это что еще за ляд? – Демка тоже увидел чудовище.
Не приближаясь, чудовище стало отдавать приказы своим – хриплым, каркающим голосом на непонятном языке. Говорила зрячая голова – безногий, что сидел на плечах у своего слепого брата. Подпрыгивая, он размахивал руками, посылая свое воинство то туда, то сюда. Воодушевившись, упыри навалились плотнее.
Со всей силы Жила вонзил рогатину в грудь упырю, что пер прямо на него, оттолкнул его – и не смог вытащить рогатину, та засела среди ребер. Не удержал равновесие и «провалился» – выскочил из строя вперед. Жила стоял прямо перед Устиньей – и, когда он упал, она сразу узнала своих знакомых «сыновей боярских» в их истинном облике. Не сдержав ужаса, завопила, а Жила исчез под навалившимися на него чудовищами. Даже крик его заглушил торжествующий рев упырей.
И тут случилось такое, чего никто не ожидал. Единственный из Воятиной втаги, Демка при виде чудищ не ощутил ни капли страха – только все возрастающую ярость. Когда же у него на глазах упал Жила, когда в уши вонзился крик Устиньи – словно игла, этот крик проколол последнюю преграду, и ярость огненной лавиной смела все – и здравый смысл, и даже человеческий облик…
Сам Демка не понял, что с ним произошло. Он ощутил, как лопнули, словно оковы, преграды его ярости, как хлынула наружу неудержимая сила. Молот выпал из руки, но это его не огорчило – взамен на руках вмиг выросло по пять длинных, острых, крепких как каленое железо когтей. Руки удлинились и стали вдвое толще, он разом вырос и теперь взирал на все побоище сверху. Мощное тело подалось вперед, когти ухватили двухголового упыря – и разорвали. Могучие лапы оторвали зрячую глову от шеи, будто головку цветка от стебля. Взвился над поляной неистовый вопль, упыри подались назад.
Это была дурная кровь – мертвая, затхлая. Рыча от ярости, волколак рвал чудище на куски и швырял их в других упырей. Покончив с одними, брался за следующих, что подворачивались. Упыри пытались бежать, но, не видя дороги, натыкались друг на друга, на деревья и кусты, и волколак вылавливал их одним движением длинной сильной лапы – а потом разрывал. Гул крови в ушах заглушал для него почти все звуки – кроме собственноого рыка. Факел уже погас, но он не нуждался в свете: упыри в его глазах были одеты зеленоватым сиянием, а живые люди – красноватым. Люди в ужасе откатились к одному краю поляны, упыри путались в зарослях у другого, и этих он преследовал, ловя по одному и даже по два сразу.
Казалось, битва продолжалась считаные мгновения – и вот упыри кончились. Длинным горячим языком облизнув когти, волколак обернулся посмотреть, нет ли еще добычи – и увидел нечто другое. Три человека прижались к деревьям, выставив в его сторону блестящие железные острия. Он хорошо знал, что такое железо, и сейчас оно ему угрожало. Он явственно слышал, что этих троих трясет, что их сердца готовы выскочить.
А позади них пряталось еще одно существо, чем-то отличавшееся от этих. Он вспомнил – от этого существа на него веяло теплом и душистой сладостью. Мелькнула в памяти какая-то ночь, когда он тоже встретил его, и там все было хорошо…
И вернулся человеческий разум. Волколак вспомнил, что он – человек и зовут его Демка. И то, что эти люди видят его в полузверином облике – куда хуже, чем посреди бела дня оказаться на площади перед Власием голым.
Полный нового ужаса – перед самим собой – волколак подался назад, во тьму, и лесная тьма поглотила его.
* * *
Треск веток затих вдали, и наступила тишина. Даже та отважная малиновка унялась. Они не знали, как долго стояли, прижавшись друг другу, выставив вперед две рогатины и топор, – не то десять ударов сердца, не то целую вечность. Чувство времени им отказало, поглощенное ужасом и темнотой. Но вот Воята опомнился, ощутил, как затекли сжимающие ратовище руки.
– Богродице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с тобою… – по привычке почти такой же прочной, как привычка дышать, забормотал он. – Благословенна Ты в жена́х…
Голос его снял чары с остальных – Гордята и Сбыня повалились на землю, роняя свое оружие.
Закончив богородичную молитву, Воята немедленно начал снова. И в третий раз – слово Божье отгоняло ужас, помогало прийти в себя.
