Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Самые долгие дни уже миновали, ночи снова стали темными, но зато шла самая жаркая пора лета. Чистый песчаный берег здесь давал удобный выход к воде, и парни, утомленные дорогой, сразу полезли купаться.
– Что пялишься, как на девку? – Раздевшись у большого камня, Демка перехватил устремленный на него внимательный, даже озадаченный взгляд Сбыни.
Родившись и прожив жизнь бок-о-бок, они, конечно, уже видели друг друга голыми, и никого это не занимало.
– Чтой-то ты… шерстью черной оброс… как волколак, – от растерянности брякнул Сбыня то, о чем невольно подумал. – Это… на том свете, что ли?
И сам ощутил, как, несмотря на жару, по спине пробежал озноб. Нечаянно правду сказал! После своего возвращения с того света Демка вроде бы не изменился… почти… но появилось в нем нечто новое и пугающее. Будто в самой глубине его души поселилось чуждое существо, куда более опасное, чем прежний Демка Бесомыга, который, при всей своей шалопутности, зла добрым людям не делал.
– Ну а ты как думал? – вместо Демки ответил Куприян. – На том свете-то холодно, вот он и оброс, чтобы не замерзнуть. Это он еще дешево отделался. Ничего, говорят, тело в шерсти – в добре жить.
Демка, не ответив, пошел в воду. Еще в бане после возвращения в Сумежье заметил, что во́лос на теле стал вроде бы гуще и темнее, но мысленно отмахнулся: в то время он еще не помнил толком, каким был до всего этого. А теперь в голове прояснилось, и самому стало страшновато. Шерсть эта была в пугающем согласии с его снами… Головой вперед он бросился в воду, желая уплыть от этих мыслей, от новой напасти. Не так-то легко отпускает тот свет! Хорошо хоть, Устинья ушла в шалаш и этого всего не видит.
Освежившись, парни взяли топоры и пошли на склон горы – срубить новых ветвей и покрыть шалаш взамен завядших. Из старых развели костер, чтобы сварить кашу на ужин. Натаскали для лежанок сена с ближних полян, выкошенных кем-то из Видомиц, тем же сеном прикрыли и шалаш – а вдруг дождь пойдет. Закинули в озеро сети – теперь, когда в нем не было ни города на дне, ни демона-змея еще ниже, давний запрет снялся. Это стало простое озеро – вода, в ней рыба, а еще ниже песок, камни, ракушки да топлые коряги. И все же Воята тайком вздохнул, вспоминая, как спускался в обиталище змея и вел с ним хитрые беседы…
Только когда солнце стало садиться, зной отпустил. Золотая горошина на западе небокрая разливала желто-розовый сок – и вверх, и вниз, в озеро. Тени под деревьями сгустились и стали непроглядны. Сидя у костра, Устинья смотрела на желтые кувшинки у берега, на белое буйство таволги на ближнем склоне холма, вдыхала свежий озерный ветер, и на душе делалось легче. Не зря все же это озеро прозвали Дивным – нет красивее этого места во всей волости. Розовые кусты ревелки окружают большой бурый камень, похожий на лежащего медведя, осока в воде колышется, ласкаемая ветерком.
Этот холм – ради близости Теплых ключей его прозвали Теплой горой – был Воятиной малой дружиной обследован первым, но ям, больших и малых, нашли такое множество, что это никак не помогло делу.
– Отсюда и начнем, да? – Куприян кивнул Устинье на склон. – Как тебе мнится?
– Отсюда, – согласилась она. – По уму рассуждая, здесь Панфирий должен был себе жилище устроить. Поближе к Великославлю, а здесь ведь Хорсовы ворота были, раз в год отворялись.
– Все так рассуждали, – сказал Гордята Малой. – Потому вся Теплая гора и изрыта, что твоя «поросячья деревня»!
Доев кашу, помыли котел и еще немного посидели у огня. Здоровый Гордята и молчаливый Ермола притащили со склона сухой березовый ствол, его разрубили на части и приготовили дров на всю ночь – хоть здесь место и святое, а об опасности не стоило забывать. Сторожить вызвался Воята; весь вечер он проспал, пока остальные устраивались, и только теперь, к поискам, его разбудили.
Желто-розовые полосы заката перешли в красный, багряный и постепенно стали гаснуть. В воздухе сгущалась тьма – это было видно по блеску невысокого огня, заросли на склоне Теплой горы почернели.
– Не пора ли? – не выдержала наконец Устинья. – Почти темно. Не полуночи же дожидаться – в темноте мы по склону не пройдем.
– Еще чуток, – попросил Воята. – В темноте свечение яснее скажется.
Наконец отправились – всеобщее нетерпение подталкивало. Парни, уже разочаровавшись в простых способах поиска, знали, что Устинья принесла некое особое средство, и жаждали его испытать. Куприян остался сторожить огонь, а прочие окружили Устинью. Воята нес щуп на деревянной ручке, прочие вооружились топорами и рогатинами. Демка взял свой молот – с этим орудием он управлялся ловчее, чем с любым прочим. Молот, надежда найти колокол глубоко в земле – все это не могло не напомнить ему о Хоропуне и их поисках возле Игорева озера. Вот ведь дураки были! Серебра литовского захотели. Того серебра, может, и на свете никогда не было – мало ли чего старики напоют! Их послушать – раньше реки молоком текли, а коровы медом доились. И одному из них эта доверчивость, рожденная жадностью, стоила жизни…
Ну да ладно, Хоропуна не вернешь. Упокоился, бедняга, отец Ефросин его отпел. Теперь – иное дело. Устинью и Вояту со товарищи вела на эти поиски не корысть. Устинья – девка умная, если она чего ищет, стало быть, так надо. И вот пусть, – Демка с вызовом качнул в руке молот, – пусть-ка к ней хоть одна дрянь болотная сунется! Пребывание на том свете, как он думал, одарило его не только лишней шерстью на груди – мышцы его стали крупнее и крепче, сил заметно прибавилось. Да и присутствие Устиньи, когда первое смущение прошло, стало его радовать, хотя он сам не знал, чего от этого ждет. Даже хотелось наткнуться на пару упырей, чтобы она увидела, чего он стоит…
Воята, как самый крупный,
