Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Спасибо, матушка! – выдохнула Устинья: об этом она уже думала.
– И еще… – Мать Агния оглянулась через правое плечо, на своего незримого для других ангела. – Ведомо мне… коли и вырвешь ты твоего жениха из лап бесовских… может, все же захочешь к нам воротиться… Не сомневайся, приходи.
– Я захочу… – Устинья не поняла ее. – Почему?
– Там увидишь. Тебе за жениха с бесовкой губительной соперничать пришлось, может, кое-что она у него отнимет… Не захочешь за него идти, передумаешь, знай – никто тебя не неволит, для тебя у нас место есть. Прощай!
Видя, что удивленная Устинья хочет еще о чем-то спросить, мать Агния торопливо перекрестила ее еще раз и сошла с крыльца. Келейница, суровая сестра Виринея, тут же двинулась следом, своей широкой спиной загородив игуменью от Устиньи. А Устинья осталась стоять перед крыльцом маленькой деревянной церкви, ошарашенная. Последние слова матери Агнии, хоть и были милостивы, обещали ей какую-то неведомую беду. Бесовка что-то отнимет у Демки? Что еще, кроме жизни и души? Но бежать следом и досаждать расспросами немыслимо – мать Агния сказала ей все, что позволил сказать ангел-прозорливец.
Так неужели он знает, что даже одержав победу над страшительной Невеей, Устинья захочет вернуться сюда?
– Устяша! – окликнул ее Куприян, уже дошедший до ворот. – Ты идешь?
Не отвечая, Устинья побежала к нему. Надежды было укрепили ее и дали уверенность, но теперь покой снова ее покинул. Она отсюда пешком побежала бы до Игорева озера, лишь бы скорее узнать, чем завершится ее борьба и чем грозит победа.
Глава 9
День за днем Воята во главе целой ватаги сумежских парней и молодцев обшаривал берега Дивного озера. Круглое озеро обсели холмы, каждый величиной с Софию Новгородскую, их-то и называли горами. Воята уже бывал на Дивном озере, но, явившись сюда ради поисков Панфириевой пещерки и оценив свою задачу, ошарашенно присвистнул. В Сумежье он расспрашивал стариков, но твердого мнения, где именно жил Панфирий, не сложилось, всяк указывал другое место. Да к тому же и пещерка давно завалилась – искать предстояло старую яму в склоне холма, не такую уж большую.
– Ну смотри, – рассуждал кузнец Ефрем, встреченный у бабы Параскевы, где Воята опять охотно поселился. – Панфирий был человек старый. Чтобы жить, ему за хворостом и за водой приходилось ходить. Высоко и далеко ему тяжелое таскать было не по силам…
– А ему медведи служили! – вставила Неделька. – Они все нужное приносили.
– Зимой-то медведи спят. – Муж строго взглянул на нее, дескать, не встревай. – По снегу ходить еще тяжелее. Стало быть, жилище он себе такое устроил, чтоб вода была недалеко. Лучше всего воду брать в ручье. Ручьев там несколько, в ложбинах меж холмов. Как зовутся они… я не знаю, давно перемерли те, кто помнил, как они звались.
– А еще Теплые ключи, – вставила Параскева. – Зимой старцу трудно было лед колоть, чтоб воды добыть. Сдается мне, он близ Теплых ключей жил, там в любой мороз чистая вода есть.
– Это разумно, – согласился Ефрем. – Вот оттуда и начинай.
Сам Ефрем хотел, но не мог присоединиться к поискам: без Демки едва управлялся с работой. Но нашлось немало других охотников. Все ближние к жилью лужки и поляны уже были выкошены, а забираться дальше не позволяли упыри. Воята и сам уже видел их с сумежского вала: едва темнело, как из леса появлялись жуткие существа – голова развернута назад лицом. Вытянув перед собой руки, они неклюже ковыляли к валу и шарили по нему, надеясь найти проход. В них стреляли, швыряли факелами, но помогало это мало: получив стрелу в грудь, они падали от силы удара, но вставали и продолжали путь. Поджечь их не удавалось – мокрая болотная гниль не горит. Жители предградья при первых же сумерках прочно запирали дворы и избы, не оставляя снаружи ни пса, ни цыпленка. Лошадей в ночное не гоняли. И хотя в последнее время, когда жители стали беречься, упырям никто не попался, ясно было, что долго так не продержаться.
Весть о возвращении Вояты Новгородца и поисках серебряного колокола наполнила народ надеждой и воодушевлением. Воята раз спросил у Параскевы, когда в избе больше никого не было: а чего сами-то не додумались, про Панфириев колокол вся волость знала!
– Колокол-то не простой, желанной мой, – ответила ему старушка. – Это всем кладам клад. Надпись на нем какая-то особенная, в ней сила могучая заключена. Да только, сказывали, ее не всякому прочесть, а может, и вовсе никому. А кому ту надпись не прочесть, тому и колокола не достать. Будут над ним хоть в десять лопат рыть, а он будет только глубже в землю уходить. Думаешь, не искали его? Да я еще девкой была – искали. И отроки искали, и мужики, и сам боярин тогдашний, Гюрята Даниславич, приказывал искать. Рыли его отроки, рыли, все горы изрыли, что твою «поросячью деревню», нашли шиш да ничего. Вот так, желанной мой! Да ты не печалься, – утешила она, видя, что Воята переменился в лице. – Когда-нибудь же ему суждено отыскану быть. Может, тебе Бог и даст. Коли времена пришли такие, что без колокола всем пропасть – смилуется Бог.
Каждое утро Воята отправлялся к Дивному озеру, возглавляя два десятка парней и молодцев. Лопаты пока не брали – понять бы сперва, где копать. Прямо возле озера двести лет не пахали, не косили и не пасли скотину, даже ягод не собирали, хотя земляники там, в березовых рощах на холмах, было множество. Все склоны густо заросли – на взгляд не поймешь, где там могла быть пещера, все скрыли кусты. Приходилось прочесывать склоны, осматривая все подозрителные ямы и провалы. Начали с холмов возле Теплых ключей, поднимаясь от подножий к вершинам. Вот тут Воята, хоть и старался хранить спокойствие, чуть не проклял любопытного боярина Гюряту Даниславича и его усердных отроков. А также всех их соратников. Холмы близ Теплых ключей были усеяны ямами, большими и малыми. Сейчас они крылись под кустами и зарослями крапивы, иные из них обнаруживались, когда кто-то из Воятиной дружины летел туда кувырком. Если и была среди них яма, оставшаяся от завалившейся пещеры, то как ее теперь выбрать среди множества других, да еще под зарослями? Воята
