Сласти, страсти и тайны королевского двора - Тиро Томое

Зрители отхлынули от дороги, расползлись по краям, давая путь карнавалу. Слышались восторженные крики, перекрывающие звуки гремевшей музыки, радостный свист и случайные аплодисменты.

Следом выехала первая платформа, вызвавшая бурю восторга у толпы и удивление у меня.

— Кьяра, а как она движется? – тыкая пальцем в платформу, спросила я, — лошадей ведь нет!

— А? Кто? – Кьяра отвлеклась на секунду от шествия, закрутила головой, а потом понимающе протянула, — а-а, ты же не в курсе. Смотри, платформа внутри пустая, на колёсах, а в ней сидят грузчики. Здорове-енные мужики. Их мамаша Нуна нанимает каждый раз. Говорит, они страшных денег стоят… ну, так вот. Платформы так устроены, что их можно привести в движение даже лёгким толчком, вот только управлять ими сложно, потому что там сила нужна.

— О-о!

Кьяра воровато оглянулась, склонилась ко мне и быстро зашептала.

— Я один раз забралась под платформу. Только смотри, не сболтни, а то мне влетит! Там всякие рычаги, шестерёнки, канаты толстенные. Вот такие, — она выставила свою руку, а потом вновь страстно зашептала, — платформы столичный мастер прое…проик…строил в общем. Мамаша и ему страшных денег отвалила. И каждый год тот мастер приезжает, чтобы наладить работу платформ. А помнишь, тех подкапустных, которые изничтожили платформы друг друга?

Я кивнула, уже понимая, о чём Кьяра скажет в следующий момент. Всё-таки «страшные деньги» это огромная сумма. Бедные подкапустные, решившиеся на такую глупость! Мамаша в целом женщина справедливая, но безумно скупая. Она каждую потраченную копейку посчитает, запишет и возведёт в степень. Деньги для Нуны это Абсолют.

— Они до сих пор рассчитываются. И мамаша говорит, что до конца жизни не расплатются! Вот! – закончила Кьяра трагическим шёпотом.

— Беда, — согласилась я.

Девушки имели все шансы попасть на королевскую кухню, где оплата была более чем достойной. Но, совершив глупость, они не только обрекли себя на прозябание в глуши, но и увеличили долги перед Нуной. Мне действительно было жаль их. Папаша Исайя каждый месяц отстёгивал Нуне круглую сумму за аренду дома, лавки и участка земли. И не дай всеотец хранитель, задержать оплату хотя бы на день. Вечно занятая мамаша всё равно находила минуту, чтобы заявиться на порог нашего дома, отчитать Исайю и навесить пеню.

В остальном мамаша Нуна образец дружелюбия и заботы. Она истово пестовала воспитанниц Медового дома, передавала им свои крайне обширные знания, тряслась над их здоровьем и психическим благополучием, но на деньгах у мамаши сдвиг. Фиксация, как сказали бы некоторые специалисты.

А кто из нас без греха?

Кьяра вздохнула и отлипла от моего уха, вернувшись к карнавалу. Через секунду она уже весело хлопала в ладоши, хохотала от восторга. Тень грусти, набежавшая при разговоре, испарилась, как исчезает случайная тучка в летнем небе. Эх, детство! У меня так не выходило, хоть я и пробовала неоднократно. Всё-таки годы жизни дают о себе знать. Но какое же замечательное умение, отбрасывать мысленную жвачку и радоваться каждой секунде жизни, даёт детство!

Я вздохнула, поминая Богиню недобрым словом, и перевела взгляд на дорогу, по которой ползли уже три платформы, а сзади напирала следующая.

Первая платформа, сплошь залепленная пышными зефиринами, неспешно двигалась вперёд. На самом верху крутились три самые яркие зефирки. Я присмотрелась. Ба! Да это же девушки в нарядах, изображающие зефир! Они танцевали какой-то немыслимый танец, радостно вскидывали руки, удивительно тонкие на фоне толстых платьев в завитках ткани. Сверху, из тонкой трубки, торчащей над платформой, сыпались яркие искры золотистых конфетти.

Вторая платформа несла на себе россыпь кексов в ярких потёках глазури. Третья и четвёртая – эклеры.

Из ворот вновь высыпали воспитанницы в сказочных нарядах, только теперь лишённые крылышков и на своих двоих. Судя по сверкающим парикам и торчащим ушкам, девочки изображали эльфов. В едином отрепетированном движении под изменившийся ритм музыки воспитанницы исполнили несколько танцевальных движений и склонились в поклоне.

В небо взлетели сотни колючих искр, рассыпались разноцветными всполохами, а потом полетели на ликующую толпу зрителей, обсыпая золотистыми монетками конфетти.

Из ворот выезжала трёхярусная повозка королевы карнавала, символизирующая трёхцветный королевский торт.

Лучезарная Голда, надежда и гордость Медового дома.

Первый ярус платформы украшали круглые леденцы на палочках, вокруг которых зажигательно отплясывали карамельки. На втором красовались многослойные кремовые пирожные. Тут уже не плясали, а важно кланялись в стороны очаровательные слойки.

А на третьем ярусе царила Голда. В нежнейшем розовом платье, пышная юбка которого струилась по всему ярусу, королева карнавала улыбалась толпе и важно махала ладонью. Вокруг неё кружились воспитанницы в нарядах кремовых розочек, которыми так любят украшать торты. Солнце путалось в золотых волосах Голды, играло на тонком шёлке её платья, отражалось от цветных камней короны.

— Ух, как красиво! – зазвенел возле меня мелодичный голос, — чистый Марди Гра! Бывала хоть раз, Марь Васильевна?

Старое имя дёрнуло меня, заставляя развернуться. Через мгновение я увидела весело приплясывающую стройную женщину, в золотистых волосах которой застряли яркие капли конфетти. Её озорные зелёные глаза источали легкомыслие.

— Как жизнь, Марь Васильевна? – лукаво поинтересовалась Богиня.

Глава 11

Глава 11

Тысячи вопросов застряли в горле, сотни оскорблений зацепились за зубы, но…

— Богиня! – я внезапно расплылась в улыбке, — пришла всё-таки! Я знала, что ты вернёшься!

Вечно молодое лицо Богини оказалось очень близко, зелёный глаз хитро подмигнул, тёплая рука взлохматила мои волосы.

— Я всегда возвращаюсь!

«К месту преступления» закончила я мысленно, отдёргивая голову. Хоть на вид я и пятилетка, но такие вот нежности претили моей взрослой душе.

— Какая колючая, — хихикнула Богиня, выпрямляясь, — так и не получается стать нормальным ребёнком?

— Издеваешься? – насупилась я.

— Нет. Экспериментирую. – серьёзно ответила Богиня, — экземпляр экземпляру люпус эст.

— С чего это ты на латынь перешла? – возмутилась я, — какой ещё волк?* Это я, что ли, экземпляр? Да кто тебе позволил экспериментировать на живых людях?!

Богиня рассеяно почесала кончик носа.

— Ты излишне драматизируешь, Марь Васильевна, — строго сказала она, не глядя на меня, — память это самое дорогое, что есть у живых людей. Я одарила тебя высшим благом, а ты психуешь. Нервная ты очень.