Графиня на арене - Минерва Спенсер
Эллиот внимательно слушал, но ничего не говорил.
— Я думал, что этим все и кончится. — Грей откинулся на спинку кресла и покрутил в руках стакан, неотрывно наблюдая за Эллиотом. — Но в беседе с владельцем жилья присутствовала одна примечательная деталь, хотя поначалу на нее не обратили внимание. Видите ли, он упомянул, что у дочери Брауна была ручная птица.
Эллиот сглотнул.
— Что ж, у многих есть ручные птицы, и никому не пришло в голову расспрашивать об этом хозяина дома, пока я не получил по наследству записи Уордлоу. — Грей улыбнулся. — Не сомневаюсь, вы догадываетесь, что я узнал, отправив агента повторно поговорить с арендодателем. Прошло больше года, но он помнил эту птицу, потому что она была необычная — ворон. Естественно, я слышал о девушке из цирка, метательнице ножей, которая выступает с вороном. Ценой внушительного количества монет мне удалось узнать от артистов из труппы Фарнема о путешествии цирка во Францию в прошлом году. После этого связать все это с вами и молодой женщиной на балу в ту ночь оказалось проще простого. Что ж, теперь вы понимаете, почему я хотел бы побеседовать с мисс Браун.
— По правде сказать, сэр, не понимаю. Она не имеет никакого отношения к Таунсенду… э-э, Пакенему, или Брауну и вообще к тому, что случилось в колониях до ее рождения. Ее ничто не связывает с этим делом, кроме того, что она имела несчастье быть дочерью изменника.
— Это правда, и я должен подчеркнуть, что ей ничто не угрожает. — Грей странно скривился, будто от боли. — Но кое о чем вы должны знать. Джон Таунсенд был когда-то моим близким другом, очень мне дорогим, а в отрочестве и вовсе как брат.
Прежде чем Эллиот успел сообразить, что ответить, Грей рассмеялся.
— Не сомневаюсь, вам интересно узнать, как сын мясника подружился с графом.
Эллиоту и в самом деле было интересно, но признать это казалось не слишком учтивым.
— В детстве я получал стипендию и учился в Харроу. — Грей поморщился. — Вы наверняка помните бедняг вроде меня по вашим школьным дням?
Эллиот помнил.
— Да, сэр. В Итоне были мальчики, которые получали стипендию.
— Они все были или совсем затюканные, или высокомерные, не так ли? — Эллиот открыл было рот, но Грей опередил его: — О, ни к чему это отрицать! Это было ужасное положение, но в то же время оно открывало невероятные возможности перед мальчишкой, который родился над лавкой мясника. Признаюсь, в те непростые времена я не раз бывал бит, и это случалось бы еще чаще, если бы не Джон Таунсенд. — Грей улыбнулся воспоминаниям. — Он был из тех самодостаточных личностей, кому наплевать на чужое мнение, всегда поступал, как считал правильным. — Улыбка сползла с лица Грея, и он цокнул языком. — Полагаю, это качество его и сгубило.
— Хотите сказать, из-за этого он продавал врагам наши секреты?
Грей снова поморщился.
— Если говорить об этом вот так, без прикрас, звучит ужасно, но истина такова: конфликт в колониях разобщил нашу страну как ни один другой, кроме, разумеется, Гражданской войны. Семьи разделялись на два лагеря, которые сражались друг против друга.
— Я знаю, как война разделила общество, сэр, но продавать военные секреты — это не то же самое, что занять чью-то сторону и сражаться за нее, — возразить Эллиот.
— Разумеется, — с грустью признал Грей. — Так или иначе, я сильно переживал за Джона, когда это случилось. Особенно меня беспокоило, что он утверждал, будто невиновен. Видите ли, я знал его так хорошо, что был убежден: он принял бы на себя ответственность за свои действия, чем бы это ему ни грозило. Джон не был ни лжецом, ни трусом. Должен признать, я испытал немалое облегчение, когда он сбежал до суда: услышать приговор ему было бы… мучительно. Я полагал, что с этим делом покончено и о случившейся трагедии лучше забыть, но теперь узнал, что у Брауна были доказательства, которые могли бы вернуть доброе имя моему лучшему другу. Не сомневаюсь, вы можете себе представить, каково мне было узнать о несчастном случае.
— Могу, сэр, но все равно не понимаю, при чем тут мисс Браун. Если бы ее отец был жив, она могла бы спросить у него, какие доказательства он намеревался передать Уордлоу, и убедить его…
— Доказательства были у Брауна, — перебил его Грей.
— Да, я знаю, — раздраженно сказал Эллиот, не понимая, зачем его прервали.
— Но вы сказали «ее отец».
— Да, Коллам Мунго Браун — отец Джозефины Браун.
Глаза Грея вылезли из орбит.
— Так она вам не сказала…
— Что не сказала?
— Она не дочь Брауна, Уингейт. Ее зовут Элизабет Джозефина Таунсенд; она дочь графа Пакенема. И поскольку патентная грамота[7] позволяет женщинам в ее роду наследовать титул, она не просто дочь Джона, а нынешняя графиня Пакенем.
Глава 16
Джо обтерла кружку и поставила на полотенце, прежде чем в пятый раз проверить содержимое сумки.
Услышав раздраженное «карр…», она подняла глаза от аккуратно набитого саквояжа на Ангуса и с виноватым выражением лица объяснила:
— Знаю, я веду себя глупо, но это первый отпуск в моей жизни. Что, если забуду что-нибудь нужное?
Ангус молча таращился на нее.
Внезапно Джо вспомнила, что сердита на него, и нахмурилась.
— Так вот о чем я хотела с тобой поговорить. Не смей воровать у Эллиота, или слуг в его коттедже, или… — Джо вскинула руки. — В общем, просто не смей воровать. Ясно?
Ворон щелкнул клювом, и Джо удивленно взглянула на него. Никогда еще он не вел себя так… враждебно по отношению к ней. Она поистине была в отчаянии. Действительно удачно, что цирк закрывался на месяц и ей выпала возможность уехать самой и увезти Ангуса подальше от ее сослуживцев, особенно от Франсин, фокусницы, а точнее, от Генри, ее кролика. По непонятной причине Ангус постоянно воровал у кролика игрушки. Особенно ему полюбилась вырезанная из дерева морковка — любимая игрушка Генри.
Джо чего только не делала, чтобы его образумить — даже вырезала почти такую же морковку, но Ангус не обратил на новую игрушку никакого
