Император Пограничья 11 - Евгений И. Астахов
Пять лет — реалистичный срок для первого выпуска полноценных магов. К тому времени мы успеем создать полноценную систему обучения и доказать её эффективность.
Я наклонился ближе к кристаллу и произнёс финальные слова с железной уверенностью:
— Будущее пришло, и его свет разгонит тьму невежества и косности. Они боятся этого будущего, но оно уже здесь. Мы строим его в Угрюме. Поддержите нас в Пульсе и других социальных сетях. Покажите Академическому совету, что время их тирании закончилось.
Я завершил запись и сразу же опубликовал видео на своей странице в Пульсе. Затем откинулся в кресле, чувствуя опустошение после выплеска эмоций. Коршунов заглянул через плечо, наблюдая, как счётчик просмотров начал стремительно расти.
Уже через час в кабинет ворвалась Полина с магофоном в руках:
— Прохор, ты должен это видеть! Классический Эффект Потёмкина в действии!
— Что? — я непонимающе посмотрел на девушку.
— Эффект Потёмкина, — хмыкнула Белозёрова, усаживаясь в кресло напротив. — Лет десять назад князь Потёмкин попытался запретить песню о своей любовнице, — как прилежная ученица, пояснила девушка с улыбкой в голосе. — Приказал изъять все копии, удалить страницу в Эфирнете и арестовать певцов. В итоге песню узнала всё Содружество, а до того она была известна только в Смоленске. С тех пор любая попытка запретить информацию, которая приводит к её массовому распространению, называется Эффектом Потёмкина.
Она протянула мне магофон. На экране Пульс буквально взрывался сообщениями. Кто-то создал хештег #БудущееПришло, и под ним тысячи людей делились своими историями.
«Мой сын показал магический дар в восемь лет. В академии Владимира нам сказали — пятьсот рублей в год или убирайтесь. Где простому кузнецу взять такие деньги?»
«Я из обедневшего рода Струйских. У меня есть дар водной магии, но после разорения семьи нет денег на обучение. Академический совет отказал в стипендии — мол, мест для благотворительности нет».
«Работаю счетоводом, хотя в детстве проявился дар земли. На конкурсе для простолюдинов в Суздальской академии — триста человек на одно место. Не прошла. Теперь трачу дар на выращивание цветов в горшках».
Особенно меня обрадовало сообщение от некоего боярина Воскобойникова:
«Мой род обеднел после последнего Гона. Сын одарён, но у нас нет средств на академию. Лицензии у нас всё равно нет и не было бы, так что терять нечего. Едем в Угрюм. Пусть Академический совет засунет свои санкции себе в…», — я оторвал взгляд от текста, и моя ухмылка стала ещё шире.
Под утро количество сообщений перевалило за десять тысяч. Люди рассказывали о несправедливости системы, о талантах, загубленных сословными предрассудками, о взятках за места в академиях.
— Академический совет сам себя закопал, — констатировала Полина. — Если бы просто проигнорировали твоё первое обращение, через неделю все бы забыли. А теперь это главная тема во всём Эфирнете.
Я кивнул, наблюдая, как нарастает волна общественного возмущения. Академический совет совершил фатальную ошибку. Вместо тихого удушения они устроили публичную казнь. И теперь весь мир увидел их истинное лицо.
* * *
Председатель Академического совета Ипполит Львович Крамской стоял у окна своего кабинета в Новгородской академии, глядя на вечерние огни Великого Бастиона. В руке он держал бокал коньяка, но алкоголь не помогал унять внутреннюю тревогу, которую он тщательно скрывал от собравшихся. На столе лежал магофон, из которого на повторе звучало второе обращение маркграфа Угрюма.
В кабинете присутствовали ректоры крупнейших академий Содружества — экстренно созванные в ответ на кризис, грозящий разрушить всю систему магического образования. Проректор Суздальской академии Павел Мстиславович Шуйский, ректор Владимирской академии Елизавета Андреевна Горская, представители Ростова, Твери и Ярославля — все прибыли в течение дня после публикации санкций.
Ипполит Львович багровел, слушая, как маркграф зачитывает их санкции и разбирает их по пунктам.
— Откуда у него статистика по приёму? — прошипел он, когда Прохор огласил точные цифры о количестве аристократов и простолюдинов в Муромской академии.
— Возможно, утечка из приёмной комиссии, — предположила Горская, пожилая женщина с острым взглядом. — Замыцкий не явился. Видимо, не хотел объяснять, что за бардак там у него творится.
Когда Прохор дошёл до слов о «замшелых стариках, которые веками торгуют дипломами», Крамской рявкнул так резко, что Шуйский с перепугу опрокинул чернильницу.
— Выключите это!
Но Горская лишь покачала головой, показывая на свой магофон:
— Ипполит Львович, это уже везде. Пульс взрывается. Этот идиотский хештег в топе трендов. Десятки тысяч перепостов.
— Боярин Воскобойников публично заявил, что везёт сына в Угрюм, — тихо сообщил Шуйский, не поднимая глаз от своего устройства.
— Воскобойников… — Крамской сохранял невозмутимое выражение лица, хотя внутри всё кипело. Архимагистр второй ступени не мог позволить себе показать слабость. — Если такие, как он, начнут массово переходить к Платонову…
— Это будет лавина, — закончила Горская, выглядевшая измождённой.
— У него будет больше учеников, чем в половине наших академий, — подхватил Шуйский. — Ипполит Львович, как мы допустили это?
Крамской отвернулся от окна, его осанка оставалась идеально прямой, голос — уверенным:
— Мы недооценили его амбиции. Но ситуация под контролем.
Его мысли вернулись к событиям двухдневной давности. Тогда, получив первое обращение Прохора, он созвал заседание узкого круга в этом же кабинете. Как самоуверенно он тогда говорил…
«Вызов на дебаты? Этот мальчишка, убивший Горевского, смеет вызывать нас на публичные дебаты?» — его голос тогда звучал презрительно, властно.
Шуйский пытался возразить, напомнив, что технически Платонов не был осуждён за убийство. Но Крамской отмёл возражения ударом кулака по столу, и хрустальные графины задрожали.
«Важно, что этот любитель черни угрожает всей системе! Двойная зарплата преподавателям? Бесплатное обучение? Простолюдины наравне с аристократами?»
Горская наклонилась вперёд:
— Ипполит Львович, если мы проигнорируем это, он действительно может переманить часть преподавателей. Особенно молодых и амбициозных.
— Тогда мы не будем игнорировать, — процедил Крамской. — Мы раздавим его. Полная блокада по всем фронтам.
— Не слишком ли жёстко? — усомнился Шуйский. — Это может вызвать общественный резонанс.
Председатель презрительно фыркнул:
«Какой резонанс? Кучка недоучек и обиженных простолюдинов? Через месяц все забудут об этой затее. А Платонов сдохнет без Эссенции и артефактов. Составьте документ с максимально жёсткими санкциями. Мы раздавим его. Покажем всем, что бывает с теми, кто идёт против системы».
Как же он тогда был уверен в своей
