Император Пограничья 11 - Евгений И. Астахов
Помощь пришла откуда я и рассчитывал. Вершинин, второй геомант в круге, инстинктивно потянулся к ней через связь. Я почувствовал, как его энергия обволакивает её сознание, создавая якорь.
— Держись, Маша! — прохрипел он, хотя глаза его оставались закрытыми. — Чувствуешь меня? Я здесь!
Но одного Вершинина было мало. Земля тянула слишком сильно. И тут подключились остальные. Зарецкий добавил живительную силу природы, напоминая, что камень — это не конец, а основа для жизни. Кронгельм вдохнула воздух в застывающие лёгкие Сомовой. Ольтевская-Сиверс и Соболева омыли окаменевающее сознание потоками воды, возвращая гибкость мыслям.
Через связь я наблюдал удивительную картину — семеро тянули восьмую обратно, не давая земле поглотить её полностью. Именно так и должен был работать ритуал Трувора. Не я спасал их — они спасали друг друга.
Медленно, мучительно медленно, Сомова начала возвращаться. Её дыхание выровнялось, напряжение в теле ослабло. Она прошла точку невозврата и вышла с другой стороны — не потерянной в стихии, а соединённой с ней.
— Получилось… — выдохнул я с облегчением.
Это был первый настоящий успех ритуала. Доказательство, что групповое погружение работает.
На девятом часу похожий кризис случился с Кронгельм — она начала рассеиваться в воздухе, но Арсеньев и остальные удержали её. Система работала безупречно.
Час одиннадцатый принёс новый кризис. Арсеньев вдруг выгнулся дугой и закричал. На миг мне показалось, что он проваливается в стихию, но дело было в ином. Через связь я почувствовал — у него пробуждается Талант! Редчайший случай.
Его крик нарушил концентрацию остальных. Кронгельм потеряла контроль — вокруг неё закрутился торнадо. Зарецкого оплели корни, прораставшие прямо из его тела. Ольтевская-Сиверс стала центром гейзера, бившего на десять метров вверх.
Я потратил последние триста капель восстановившейся энергии, вливая стабилизирующий импульс в каждого. Боль в висках стала невыносимой, перед глазами плясали чёрные точки.
«Держись! — мысленно кричал я им. — Ещё немного!»
Медленно, мучительно медленно, хаос начал утихать. Арсеньев перестал кричать, обмякнув. Стихии успокоились.
Глубокой ночью, через двенадцать часов после начала, восемь новых Мастеров открыли глаза.
Я рухнул на колени, полностью опустошённый. Лёгкое магическое истощение — так это называлось в учебниках. На деле ощущалось как тяжелейшее похмелье, помноженное на марафонский забег.
Но они справились. Все восемь.
— Получилось… — прохрипел Вершинин, глядя на свои руки. От них исходило едва заметное свечение.
— Я чувствую… воду, — удивлённо сказала Соболева. — Хотя моя стихия — вода, но теперь я ощущаю и землю. Слабо, но…
— Вторичное сродство, — пояснил я, с трудом поднимаясь. — Побочный эффект группового погружения. Каждый получил зачаточную связь с соседней стихией.
Арсеньев подошёл ко мне, держа в руках один из амулетов охранников — тот треснул во время боя с Бездушными.
— Воевода, смотрите… — он поднёс руку к повреждённому артефакту, и от его пальцев потянулись тончайшие нити электричества. Но вместо разрядов они… ткали. Электрические нити проникали в трещины, сплетались в новые руны, восстанавливая разрушенную структуру. За несколько секунд амулет засиял, как новый.
— Я почти не вкладывал энергию, не использовал инструменты, — потрясённо прошептал артефактор. — Просто… починил. Силой мысли и магии.
Я присмотрелся внимательнее. Это был не просто ремонт — Арсеньев восстановил даже те части рунической схемы, которые не мог видеть под металлическим корпусом.
— Похоже, теперь ты можешь чинить любые артефакты, даже не зная их устройства. Талант сам находит и устраняет повреждения.
— Любые? — Арсеньев смотрел на свои руки с благоговейным ужасом. — Даже древние? Даже те, чьи схемы утеряны?
— Теоретически — да. Но потребуется практика, чтобы освоить Талант полностью.
В этот момент Василиса подскочила ко мне, подхватив под руку:
— Ты в порядке? — в её голосе звучала искренняя тревога.
— Буду через пару дней. Лёгкое истощение, ничего критичного.
Ярослава тут же оказалась с другой стороны, тоже придерживая меня:
— Нужно отвести тебя в лазарет. Ты еле на ногах держишься.
— Я справлюсь, — попытался я высвободиться, но обе девушки упрямо удерживали меня.
— Не спорь, — отрезала Василиса, бросив косой взгляд на Ярославу. — Я как геомант лучше знаю, что происходит с твоим организмом после такой нагрузки.
— А я как командир отряда знаю, что после боя нужен полноценный осмотр, — парировала княжна.
Они практически тащили меня в разные стороны, и я понял, что это не о моём здоровье.
— Хватит, — голос прозвучал тише, чем я планировал, но обе девушки замерли. — Я только что двенадцать часов держал Узел Стихий. В моей голове всё ещё звенит от криков восьми сознаний. Последнее, что мне сейчас нужно — это ваше соревнование.
Я посмотрел на обеих по очереди:
— Когда восстановлюсь, мы поговорим. Все трое. А пока — дайте мне дойти до дома и рухнуть на койку. Одному. Пожалуйста.
— Воевода, а что это за хрень? — протянул проходящий мимо Гаврила, указав на ритуальный круг.
Там, где проходил ритуал, земля изменилась навсегда. Трава приобрела все оттенки радуги, камни светились изнутри, из земли били крошечные гейзеры, а воздух искрил от статического электричества.
— Это не хрень, — с иронией отозвался я. — Это Аномальная зона. Постоянная. Придётся огородить.
Восемь новых Мастеров стояли рядом, и я заметил ещё одну особенность — они двигались синхронно, словно чувствовали друг друга.
Вершинин потёр виски, морщась:
— Странное ощущение… Будто эхо в голове.
— У меня тоже, — откликнулась Сомова. — Как… как шёпот на краю сознания.
Зарецкий внезапно повернулся к Ольтевской-Сиверс:
— Ты сейчас подумала о своей сестре?
Аристократка побледнела:
— Откуда ты…
— Не знаю, — растерянно ответил алхимик. — Просто… почувствовал тревогу. И образ молодой девушки мелькнул.
Остальные начали переглядываться с растущим беспокойством.
— Это эмпатический резонанс, — пояснил я. — Побочный эффект группового ритуала. Вы прошли Испытание вместе, ваши сознания были связаны двенадцать часов. След остался.
— Насколько сильный? — обеспокоенно спросил Арсеньев.
— Вы не читаете мысли друг друга, если вы об этом. Только… отголоски сильных эмоций. Страх, радость, боль — в моменты пиковых переживаний остальные могут уловить эхо. С расстоянием эффект слабеет. За пределами километра — исчезает совсем.
— Откуда вы столько всего знаете? — пробормотала Сомова.
— Много читал, — сухо отрезал я.
Вельский задумчиво кивнул:
— Мы теперь, как старатели в одной артели. Начинаешь чувствовать, когда напарнику плохо, даже не видя его.
— Примерно так, — согласился я. — Со временем научитесь это контролировать. Или хотя бы игнорировать. Пока же… придётся привыкать, что вы не совсем одни в своей голове.
— Не совсем одни… — повторила Кронгельм. — Знаете, после того одиночества в погружении, когда я чуть не растворилась в воздухе… Это даже успокаивает. Знать, что рядом есть те, кто прошёл через то же самое.
Они переглянулись с новым пониманием.
— Мы связаны
