Барин-Шабарин 9 (СИ) - Старый Денис
— Все готово, ваше сиятельство, — доложил Озеров, едва сдерживая волнение. — «Посейдон» и «Нептун» выведены на позиции. Самоходы заправлены, телеграфная станция проверена. Ракета… — он кивнул в сторону Константинова, — … заряжена и наведена. Мишень на дистанции.
Я кивнул и взглядом скользнул по фигурам, что находились в нескольких шагах от меня — группе высокопоставленных британских гостей, возглавляемых самим первым лордом Адмиралтейства, сэром Морисом Паллизером. Британцев привезли сюда по моему приказу, под строжайшим секретом, после унизительных для них, закулисных переговоров о возможности стабилизации отношений, после ряда поражений, которые были понесены политиканами с Туманного Альбиона.
Паллизер, внушительный мужчина с багровым лицом и надменным взглядом, несмотря на сокрушительный удар по престижу Британии, держался с подчеркнутой холодностью. Его сопровождали адмиралы и эксперты — их глаза жадно, но скептически выхватывали детали.
Они все еще верили в несокрушимую мощь королевского флота, в то, что русский успех — временная финансовая аномалия, исправимая парой хорошо снаряженных эскадр. Я с удовольствием взирал на этот высокомерный скепсис. Сегодня я собирался его похоронить.
— Пора, Николай Илларионович, — тихо сказал я Озерову. — Начнем с малого. Пусть узрят… тишину.
Озеров улыбнулся и отдал приказ. В специально прорубленном во льду канале замерли два небольших, но добротно сделанных катера — «Посейдон» и «Нептун». Обычные паровые суда такого размера дымили бы, как фабричные трубы, а их паровые машины ревели бы, оглашая залив лязгом и грохотом. Эти же покачивались на мелкой воде, словно прогулочные лодчонки.
— Вы решили удивить лордов Адмиралтейства двумя катерками? — пробурчал один из британских адмиралов, адмирал Сомерсет, пряча озябшие пальцы в бобровую муфту. — Они пойдут на веслах или — под парусом? Спрашиваю, потому что паровой машины ни на одной из них явно нет.
Я махнул платочком, на котором Лиза заботливо вышила мои инициалы: «АПШ». В этот момент «Посейдон» плавно, без единого клуба дыма, без привычного кашля паровой машины, тронулся с места. А за ним — и «Нептун». Они набрали скорость поразительно быстро и бесшумно, оставляя лишь белый кильватерный след. Маневрировали оба с невероятной точностью и резвостью, разворачиваясь почти на месте, чего паровая катера никогда бы не смогли.
— Электромоторы, джентльмены, — спокойно произнес я, не считая нужным делать из этого тайны. — Никакого пара, никакого угля. Никакого шума. Чистота. И эффективность выше паровой машины в разы на малых и средних ходах. Представьте это на миноносце. Или на подводном аппарате.
Британцы переглянулись. Скепсис на их лицах сменился настороженным интересом. Бесшумный катер! Миноносец на электромоторе? Подводный аппарат⁈ Это меняло правила ближнего морского боя и разведки. Как минимум. Паллизер хмуро промолчал.
И это было только начало. Следующим номером программы стали испытания на берегу. Там высились две неуклюжие на вид, но прочные стальные повозки. Лошади в них запряжены не были, а на колеса были натянуты составные металлические полосы — гусеницы. По моему знаку, с характерным, непривычным треском, выбросив клубы сизого дыма их двигатели взревели. Это был резкий, сухой звук, не похожий на пыхтение паровиков.
— Двигатели внутреннего сгорания, — пояснил Озеров, не дожидаясь вопроса. — Работают на очищенной нефти. Независимость от угольных шахт. Высокая удельная мощность. Скорость и проходимость.
Повозки тронулись с места. Они легко преодолели глубокий нерастаявший снег, взобрались на ледяной вал, который специально соорудили, и помчались по укатанной дороге с такой скоростью, что у англичан невольно вырвалось удивленное восклицание. Одна из повозок даже буксировала шабаринку.
Адмирал Сомерсет забыл о муфте и что-то быстро записывал в блокнот. Судя по его ошарашенному взгляду, мысль о таких машинах, перевозящих десант или орудия по бездорожью, без привязки к рельсам или паровозным депо и железным дорогам, была пугающей. Пусть записывает. Россию его блокнотик все равно не покинет. Лорды не увезут домой ничего, кроме вытаращенных глаз и рассказов, преувеличивающих наши достижения втрое. Катера превратятся — в фрегаты, скромные механические повозки — в исполинские машины. И… так далее.
— Как вы назвали это стальные колесницы? — обратился Сомерсет ко мне. — Наверное «troyka»?
— Нет, — с усмешкой произнес я. — Из уважения к вашему языку, языку Шекспира и Мэлори, мы решили назвать это механизм танком.
— Танком? — еще больше изумился англичанин. — Бочкой?
— Есть некоторое сходство, не правда ли, сэр?
— Пожалуй, но… как-то несолидно.
— Не могли бы вы помочь мне, адмирал? — спросил его я.
— С удовольствием, сэр! — тут же надулся этот индюк.
— Видите ли вы вон то судно?
— Трехмачтовую шхуну, что лежит в дрейфе за кромкой льда?
— У вас превосходное зрение, господин Сомерсет. Передайте ее капитану любую команду. Разумеется, выполнимую.
— Вы пригласите сигнальщика?
— Нет. Вы сообщите вашу команду вот этому молодому офицеру.
Я указал на лейтенанта Ефремова, что сидел на ключе небольшого телеграфного аппарата. Адмирал усмехнулся в седые усы, наклонился к уху русского телеграфиста и что-то прошептал. Что именно — я спрашивать не стал. Я ждал когда у заносчивого бритта вытянется его и без того длинная физия, когда он убедится, что экипаж русского судна, расположенного в двадцати кабельтовых от берега, точно выполнит его команду.
* * *Лондон окутала привычная, густая, желтоватая декабрьская мгла. В кабинете председателя Комитета по русским делам, лорда Чедли, однако, царила атмосфера, близкая к эйфории. Тяжелые портьеры были раздвинуты, но вид на Темзу лишь подчеркивал тепло и роскошь интерьера. Камин пылал, отражаясь в полированных поверхностях массивного дубового стола и в бокалах с хересом, которые Чедли и Монктон подняли в немом, торжествующем тосте.
— Наконец-то, Персиваль! — голос Чедли, обычно сухой и надменный, вибрировал от сдержанного восторга. Он поправил монокль, лежавший на стопке документов — том самом, долгожданном отчете. — Капля терпения, и она переполнила чашу. Русские перехитрили сами себя!
Монктон, чье лицо обычно носило выражение вечной озабоченности, сейчас сиял. Он нервно потер руки.
— Да, милорд. Отчет капитана Клэйборна. Доставлен на прошлой неделе курьерским пароходом из Галифакса. Путь занял… Господи, почти шесть недель! Но оно того стоило. — Он ткнул пальцем в развернутый документ. — Маккензи — пустыня! Несколько крупинок, следы давних попыток его добыть, возможно, оставленные индейцами. Никаких пластов, никаких жил. И это после месяцев наглого бахвальства этих русских! Клэйборн все зафиксировал: пробы грунта, расчеты ученых, карты. Доказательства железные. Русский обман доказан!
Чедли отхлебнул херес, чувствуя, как сладковатая жидкость согревает горло и душу.
— Обман века, Персиваль. Они пытались подорвать нашу экономику, посеять панику, выманить капиталы. И все это — это в буквальном смысле построено на песке!
— Клэйборн молодец. Выбрался из этой ледяной ловушки, добыл истину. Его ждет награда. А нас — триумф. Мы опубликуем этот отчет так, что весь мир ахнет. «The Times» уже заждались сенсации. Завтра утром…
— Минуточку, милорд, — Монктон понизил голос, хотя в кабинете, кроме них, никого не было. — Доставка отчета… Она сопровождалась странными обстоятельствами. Его принес не моряк и не наш курьер. Некий мелкий клерк из судоходной конторы, утверждал, что получил пакет от некого «уцелевшего члена экспедиции», который спешил и не мог зайти лично. Сам пакет… выглядел потрепанным, будто побывал в переделке.
Чедли махнул рукой, отбрасывая сомнения.
— Это Арктика, Персиваль! Чего вы хотите? Главное — содержание. Подлинность подписи Клэйборна сомнений не вызывает. И факты — они говорят сами за себя. Русские посрамлены. Их афера раскрыта. Мы… — он снова поднял бокал, — мы спасли честь Англии и ее биржу.
