Как я стал хозяином странного замка в другом мире. Книга 8 - Сергей Алексеевич Евтушенко
— Это был манёвр, — буркнул Мерлин. — Для отвлечения внимания.
— Нисколько не сомневаюсь. Так что, будем возвращать тебе сердце, али как?
Глава седьмая
Пятнадцать минут спустя Анна очнулась, мы освободили Мордреда, и даже Бенедикт, вопреки моим изначальным прогнозам, отрастил себе полупрозрачное подобие туловища и ног — достаточно, чтобы ходить.
А ещё вернулась Кас — ей, в отличие от телепортирующейся Гвендид, пришлось пролететь весь путь до вершины башни и назад. Как только она вернулась в человеческую форму, я обхватил её, и отказывался отпускать ближайшие пару минут. Обычно в такой ситуации Анна бы начала ревновать, но вместо этого ведьма тихонько подошла сзади и обняла нас обоих.
— Я поняла, что от меня немного толку, — тихо сказала Кас. — Не было времени советоваться. Пришлось действовать по наитию.
— В любой непонятной ситуации — требуй Гвендид, — нервно хихикнула Анна. — Мне тоже стоило до этого додуматься.
— Что ты ей сказала? — спросил я. — Она же не хотела спускаться.
— Чистую правду. Что мы проигрываем, и жизнь её брата под угрозой.
Технически, наши шансы на победу изначально были не слишком высоки — без должной подготовки и полноценного отдыха. Я бросил задумчивый взгляд на Гвендид — теперь, поглотив собственного магического стража, она выглядела как симпатичная женщина лет сорока пяти, совершенно не иссохшая. Если бы мы объединили усилия со старта…
— Не смотри на меня так, владыка ночи, — фыркнула волшебница. — Пока эйдолон сохраняет зрительный контакт, он способен двигаться даже в замедленном времени — чай, сам в том убедился. Его не ослепить и почти невозможно зайти со спины. Почти — если изначально как следует не вымотать, а потом как следует отвлечь сентиментальным признанием в братской любви.
— Манёвр, — вяло сказал Мерлин. — И ни в чём я не признавался.
— Разумеется, дорогой братец. Вкратце — заметь меня эйдолон со старта, то съел бы, чтобы стать единым целым. А так я съела его, с той же целью. Доступно?
Более чем.
Обсидиановый ларец проявился из воздуха лишь после смерти стража, да и то не сразу — здоровенная, брутальная штуковина. По размеру в ней мог бы поместиться весь Мерлин, и ещё бы немного места осталось. Верховный маг дёрнулся было по направлению к ларцу, но остановился. Гвендид подошла ближе, и брат с сестрой обменялись взглядами.
— Что дальше? — спросил Мерлин. — Позволишь мне вернуть силу? Или попробуешь забрать себе, в уплату старых обид?
— Ты и в самом деле обидел меня, братец, — отозвалась Гвендид. — Будешь отрицать?
— Нет. Я… сожалею об этом.
— Вижу, что сожалеешь. Поди же ты, сердце ещё не вставили, а частица души к тебе вернулась.
— Ты не ответила на вопрос.
Гвендид выглядела так, будто снова готова разразиться внезапным хохотом, но сдержалась.
— Ты всё правильно тогда сказал. Помощь — в обмен на помощь, услуга — на услугу. Клятва — на клятву.
Мерлин не стал задавать наводящих вопросов. Выпрямился, размял шею, как многократно делал это в последнее время, и сказал совершенно ровным голосом:
— Клянусь, что если покину Авалон, то лишь затем, дабы найти для него спасение. Клянусь, что вернусь в Авалон, дабы исцелить его — или разделить его судьбу вместе с теми, кто мне дорог. Сим клянусь на крови своей и душе своей.
Кровь зашипела на мраморных плитах, будто упала на раскалённую сковороду.
— Клянусь, что не буду препятствовать воссоединению моего младшего брата, Мерлина, воедино, — проскрипела Гвендид. — Клянусь, что не возьму ни капли его силы, бывшей или будущей, и никак не причиню ему зла, коли он не причинит зла мне. Сим клянусь на крови своей и душе своей.
Тёмные капли вновь задымились на полу — ещё один признак, что «впитывание» эйдолона пошло Гвендид на пользу в физическом плане.
Сразу после этого, ни произнося больше ни слова, волшебница отступила в сторону, оставив брата один на один с обсидиановым ларцом. Мерлин встал на одно колено и открыл крышку — с видимым усилием, что многое говорило о её настоящем весе.
Внутри, в небольшой выемке на сплошной обсидиановой доске, лежало человеческое сердце. И сердце, и доска вокруг были покрыты свежей кровью, словно его вырвали из груди пару часов назад, а не пару тысячелетий. Оно разве что не билось, но всё равно выглядело поразительно живым.
Верховный маг потянулся к сердцу — и его руки едва заметно тряслись. Но дрожь унялась, как только он коснулся окровавленной плоти. Одним движением Мерлин рванул сердце к себе, втиснул в дыру в груди, зажмурился и крепко зажал её обеими ладонями. Будто боялся, что оно снова попытается вырваться, уже по собственной воле.
Секунда шла за секундой, ничего не происходило. Я уже видел раньше, как Мерлин возвращает себе другие части тела — с заметно меньшим драматизмом, даже когда усадил голову на плечи. Сейчас он выглядел так, будто ключевой орган отказывался приживаться, и более того — причинял боль. Неужели мы всё-таки опоздали? Мы точно уложились в семь часов, с солидным запасом, но что, если влияние кошмара ускорило отведённое время?
По всей видимости, у Гвендид возникли схожие мысли — она сделала неуверенный шаг в сторону брата. Но в ту же секунду Мерлин открыл глаза и выпрямился, отрывая одну за другой ладони от левой стороны груди.
Под ними оказалась ровная бледная кожа, с едва заметным шрамом, словно от старой операции.
— Сработало? — не сдержался я, и он смерил меня взглядом — впрочем, отнюдь не сердитым.
— Сейчас проверим.
Волшебник заозирался в поисках подходящей цели, и его глаза тут же отыскали открытый и ныне пустой обсидиановый ларец. Он воздел над ним руку и прогремел:
— BEO TO DUSTE TOBÆRST!
Это были не обычные слова силы — я ощутил, как пространство зала слегка содрогнулось, отзываясь на приказ великого мага. Зачарованный обсидиан, хранивший его сердце две тысячи лет, задрожал и покрылся трещинами. А в следующий миг — рассыпался в мельчайшую крошку, в кучку праха, как от него и потребовали.
Мерлин моргнул и уставился на прах, а затем на свою руку, будто видел её впервые в жизни. Неуверенно улыбнулся. Выдал тихий смешок.
А потом он уже
