Штурм бездны: Океан - Дмитрий Валентинович Янковский
Но сейчас я не был зол, и ревность, покусавшись, уползла подыхать в темные глубины моего подсознания. Мне, если честно, становилось все больше наплевать, насколько сильно Ксюша перестанет быть человеком. Да, она отдалялась, становилась странной, особенно в сексуальных пристрастиях, но меня это волновало и мучило лишь пока я от этого зависел. Пока я вынужден был в этом участвовать, потому что нес ответственность за все, что с Ксюшей произошло, от момента падения со скалы до сего дня. Все изменила Чернуха. С ней я понял, что ответственность я сам на себя возложил, и что я имею полное право быть счастливым сам по себе. Теперь же я осознал нечто большее, что с Ксюшей я сделал то, что должен был сделать – не дал ей умереть, когда она разбилась по моей вине. Я мог нести ответственность за ее смерть, но за жизнь она вполне могла нести ответственность сама. Не нравилось бы ей нынешнее положение дел, сама бы выкинула расческу, или ушла бы в океан, сражаться с биотехами, пока реликт не закончится. Но, похоже, ее все устраивало, а значит, не мне за нее решать.
Теперь я понимал, что нет никакой разницы между убийством Ксюши, чтобы спасти ее от расчеловечивания, и убийством, к примеру, Чучундры, чтобы избавить его от свойственной ему трусости. Смерть вообще ни от чего не спасает, и не может ни от чего быть лекарством. Мне теперь даже стыдно стало за те мысли на берегу Севастопольской бухты, когда я решил «потягаться с демоном». Не было в этом никакой борьбы, даже намека на нее, была в этом одна лишь слабость. Помрачение тогда со мной приключилось, иначе не объяснить. Увидел, как Ксюша с Бодрым воркует, и накрыло меня. Не с демоном я тогда собирался тягаться, а просто остро захотелось вычеркнуть Ксюшу из своей жизни. Но для этого совсем не обязательно ее убивать. Даже под таким благовидным предлогом, как победа над демоном, которого я сам же, по сути, и выдумал.
Я просто потерял Ксюшу. В любом случае это так. Если бы она тогда умерла, я бы ее потерял, и так я ее потерял, потому что она давно уже перестала быть той Ксюшей, в которую я влюбился когда-то. Но я в этом не уникален. Люди вообще теряют близких, иногда их смерть отнимает, иногда измена или предательство, иногда ситуация, необходимость что-то менять, или ты сам меняешься, или близкий человек меняется настолько, что перестает быть близким. Я потерял Ксюшу еще год назад, когда она начала стремительно меняться, и ясно это было уже давно. Ксюшиной вины в этом не было, и моей, как теперь понятно, не было тоже. Просто я до сих пор не был готов ее отпустить. Она была рядом всю мою сознательную жизнь, она была связана почти с каждым моим воспоминанием, так или иначе, и я не представлял, как можно жить, не считая ее девушкой моей мечты. Вот только я точно знал, что я в ее жизни не играю уже такой роли, какую она до сих пор играет в моей. Это было грустно, но это надо принять и как-то действовать, исходя из реальности, а не из иллюзий.
Все это варилось во мне с того дня, когда закончились наши с Чернухой три райских дня в заоблачном замке. Знание, что и Ксюша в мое отсутствие не устояла перед возможностью хорошо провести время с Чучундрой и Бодрым, не то чтобы меня отрезвило, но как-то иначе дало взглянуть на мою меру ответственности за развитие ситуации. У меня и без этого не было иллюзий по ее поводу, да и не ждал я от нее ничего такого, никакой верности и клятв о любви до гроба и, на самом деле, ничего такого не хотел, ни ее связывать, ни себя.
И вот теперь, когда Ксюша ушла в глубину базы, заперев за собой дверь, все окончательно встало на свои места. Она породнилась с демоном. И не мне ее от него избавлять. Она сама в состоянии принять любые решения. Пусть разбирается. Она уже взрослая. А я не из тех людей, которые пребывают в святой уверенности, что лишь мужчина имеет священное право нести ответственность за всех и за все.
Я уселся в высокую траву и поднял лицо к небу. Там еще не размылись полностью дымные кляксы от взрывов ракет.
– Чайка, ответь Чучундре! – услышал я в эфире.
Ответа не было.
– Забей, – не оборачиваясь, посоветовал я, не выходя в эфир. – Она уже взрослая. Разберется.
– Не в этом дело, – напряженным тоном ответил Чучундра. – У меня на командирском селекторе нет несущей от ее гарнитуры.
– И что? Ну, выключила она ее. Чтобы ты ей в ухо не гундел. Это же Чайка.
– Если просто выключить гарнитуру, отрубается лишь модулятор, несущая остается, чтобы, если что, можно было найти бойца по пеленгу.
– Что? – Я вскочил на ноги. – Ты хочешь сказать, она физически рацию уничтожила?
– Ну, или не она.
Словами не описать, как меня проняло. Мы ведь, в спешке, вообще не обследовали базу. Мы спустились вниз, нашли медицинский блок, операционную, запустили только то, что нам нужно было. Но база огромная, и совершенно не выглядит заброшенной. Да, генераторная была в консервации, но кому нужны турбины, если есть реликторы? Я вдруг со всей отчетливостью осознал, что с базы могли эвакуироваться не все, а их потомки до сих пор живут тут, и их жизнь связана с реликтом, который они, как минимум, используют в качестве источника энергии. А как максимум?
Вряд ли Ксюша, не предупредив нас, добровольно ушла внутрь базы с незнакомцами. Но если не добровольно, как вообще ее можно заставить? Напугать? Чем? Скрутить и уволочь? Рыбам на смех. Когда она в периоде, от нее пули отскакивают, она железный лом, не моргнув, в узел завяжет. Достойным противником для нее мог стать лишь такой же, как она. Человек с реликтом в крови. Но тогда их бой затянулся бы, и мы бы его застали. Стычка двух неуязвимых, двух одинаково сильных противников могла длиться, пока у одного из них период не кончится. Но все произошло очень быстро. Прогремели взрывы ракет, потом на связь вышел штурман лайнера, потом у меня случилась небольшая истерика. На все две-три минуты, вряд ли сильно больше. На мой взгляд это могло означать лишь одно – людей с реликтом в крови было несколько, и они, совместными усилиями, заломали Ксюшу, уничтожили ее гарнитуру, а саму уволокли внутрь, задраив дверь.
Это было более чем возможно, с учетом имеющихся на базе реликторов. Возможно, реликта тут было так до фига, что на нем тут сто лет без перерыва сидели десятки, а может быть и сотни людей. Но тогда, если они враждебно настроены, у нас будет только один путь к спасению – спрятаться в батиплане. Броня из реликта даже Ксюше не по зубам. Она любому не по зубам.
Выводы, сделанные мной, я посчитал столь важными и неоспоримыми, что не стал вдаваться в подробности, а лишь выкрикнул:
– Живо все в батиплан! Объясню по дороге.
Мы, прихватив лишь один легкий карабин, со всех ног рванули по берегу к тому месту, где Чернуха припарковалась. На бегу я в общих чертах рассказал о своих умозаключениях, и оппонировать мне никто не стал. Мы по очереди протиснулись в шлюз, задраили внешний люк, и только после этого отдышались.
– Ты прав, – произнес Чучундра, все еще тяжело дыша. – Их тут много, если они уволокли Ксюшу.
– Думаете, вообще нет вариантов, что она сама ушла? – задумчивым тоном уточнила Чернуха.
– Если бы она не хотела говорить с нами, она бы попросту выключила гарнитуру, а не стала бы ее разбивать, – ответил Чучундра. – Несущей-то нет.
– Пожалуй.
С этим было трудно не согласиться.
– Нам остается лишь ждать, – сказал я. – Высовываться из-под брони опасно, пока не поймем, что к чему, и чего от нас хотят.
– От нас могут ничего не хотеть, – прикинула Чернуха. – Жили они без нас сто лет после войны, и еще проживут. Кстати, интересно, а с реликтом в крови медленнее стареют?
– Фиг знает, – ответил
