Штурм бездны: Океан - Дмитрий Валентинович Янковский
– База «Маракас», ответьте баллистику «ноль восемнадцать», – раздалось в эфире. – Здесь штурман, готовлю сброс.
– На связи, «Маракас», – ответил Чучундра.
– Сброс буду проводить в два этапа, – сообщил штурман. – Сначала контейнеры с техникой и снаряжением. Если они приземлятся штатно, тогда сброшу людей. Сброс буду проводить на полосы баллистического порта в центре острова.
– Врачам трудно потом будет пробраться к нам через джунгли, – ответил Чучундра. – Команду реаниматологов надо сбрасывать на западный берег круглой бухты в северной части острова. К тому же именно там расположена лазерная батарея. Дальности действия средств ее обнаружения может не хватить до середины острова. Возможно, батарея прикрывает только базу. На крайний случай у нас четыре тяжелых ракетных ружья.
– Понял. Тогда сброс с приводнением в акваторию бухты. А там разберетесь с логистикой.
– Принял! Готовим встречу.
Я наблюдал за лайнером, поставив ружье у ноги и прикрыв ладонью глаза от солнца. Секунд через десять от него отделились едва заметные точки, начали падать, затем выпустили стабилизирующие парашюты, следом тормозные, а под конец раскрылись основные трехкупольные системы.
Не сговариваясь, мы включили прицелы, чтобы сразу отследить появление ракет в зоне обнаружения. Но секунда шла за секундой, на мониторе прицела ничего не менялось, а батарея, ночью ушедшая под землю, не проявляла никаких признаков активности. Мы переглянулись.
– Платформы не стали стрелять, – озвучила очевидный факт Чернуха.
– Вчера поняли, что бессмысленно, только ракеты зря тратить, – добавила Ксюша.
Контейнеры, то и дело подруливая стропами по команде посадочного автомата, нацеленного на середину бухты, опускались по сужающимся спиралям с левой циркуляцией.
Мы напряженно ждали, но тут я заметил движение на голографической проекции прицела. Вот только это были не метки приближающихся ракет, а метки земноводных тварей, двумя потоками прущих через джунгли в обход стены, отделяющей бухту от океана.
– Вот, дьявол! – выкрикнула Ксюша.
И тут же активировался лазерный батарейный комплекс. Все происходило, как вчера – мощные орудия с карданными опорами и тяжелыми ребристыми охладителями выдвинулись из-под земли, но не подняли стволы в небо, как при ракетной атаке, а наоборот, поднялись выше и, опустив стволы, принялись молотить едва заметными зелеными сполохами на восток и на север, откуда напирали твари. Из зарослей начал подниматься белесый дымок.
Поначалу огонь батареи показался мне не очень эффективным, потому что импульсы рассеивались листвой деревьев и почти не достигали цели. Но уже секунд через пять листвы на линии огня не осталось вовсе, а бухту затянуло пеленой ароматного древесного дыма. Как только это произошло, орудия принялись косить биоетехов, как выстрелы из ракетного ружья косят заросли тростника – каждый импульс, длительностью намного меньше секунды, достигал цели со скоростью света и тут же орудие захватывало новую цель. Судя по скорости исчезновения меток с радара, каждая пушка уничтожала не меньше пяти патрульников за секунду. Это было уму непостижимо. Воздух, чуть замутненный дымом, замерцал вспышками, как стробоскоп, с такой яркостью, что захотелось зажмуриться. Я и зажмурился, но тут раздался выкрик Ксюши:
– Ракета!
Пришлось поднять веки. Действительно, на голографической проекции прицела появилась сначала одна тяжелая изумрудная капля, затем еще и еще. Сразу стало понятно, что задумала платформа, или даже платформы, посовещавшись. Они решили связать лазерную батарею боем, и лишь после этого пустить ракеты по снижающимся на парашютах контейнерам.
Если бы я писал боевой, профиль, я бы приоритетной целью выбрал ракеты. Но это лишь от того, что я их больше боюсь. В свое время, когда Ксюша разбилась, мне пришлось прикрывать Вершинского, пока он пытался «с толкача» запустить турбины гравилета, чтобы Ксюшу спасти. У меня тогда не было тяжелого ружья с функциями противовоздушной обороны, только обычное легкое, с банальнейшей прицельной планкой. Но я тогда был очень мотивирован, предельно мотивирован, можно сказать, возможно поэтому мне все же удалось сбить ракету на визуальной дистанции. Или благодаря везению. Но в любом случае это произвело на меня неизгладимое впечатление. Затем мне еще несколько раз довелось сбивать ракеты, конечно, уже из тяжелых ружей с голографическими прицелами и продвинутым программным обеспечением. Но впечатление менее глубоким не стало. Оно, я уверен, сохранит первоначальную глубину до конца дней моих, когда бы он ни настал.
При этом я понимал, что земноводные в качестве приоритетной цели боевого профиля – решение более здравое, более взвешенное, ведь их очень много, они напирают, напирают, напирают, и лишь дьявол знает, что учинят, когда достигнут цели и начнут взрываться. Ракетам же вряд ли удастся поразить подземные укрепления базы, кишка у них на это тонка. Так что программисты были правы. Для них земноводные были страшнее. Но нам сейчас жизненно необходимо было прикрыть небо. Иначе Бодрый умрет, погибнут врачи, которые летели ему на помощь, а мы останемся тут отрезанными от мира.
Мы, не сговариваясь, вскинули ружья. По тому, у кого куда ствол смотрел, сразу стало понятно, кто куда собирается стрелять, это позволяло не перекрывать цели. Ухнул залп, и как только мой снаряд ушел ввысь, я тут же снял с патронташа следующий и перезарядился. По опыту я знал, что это ружье, благодаря усилиям программистов, после выстрела не промахивается. Оно даже захваченные цели помечало янтарными цветом, чтобы дальше прицеливаться лишь в новые, светящиеся изумрудным оттенком. Про четыре янтарных искры можно было забыть, но и кроме них оставалось еще шесть ракет.
Я захватил цель и снова выстрелил, хотя ракеты преодолели уже половину пути до нас. Ухнули еще три выстрела, но две цели оставались изумрудными, и уже было ясно – мы не успеем.
Если бы платформы целили в базу, нам бы пришел конец, но для них приоритетными целями всегда были объекты выше уровня грунта, начиная с высоты от десяти метров. В данном случае это были четыре контейнера, идущие на посадку. По тому, что находится в наземном и надводном положении платформы стреляли редко, хотя и такое бывало.
Раздался рев двигателя на нитроклетчатке, мы бросились на землю, чтобы снизить действие ударной волны, но тут одна из лазерных пушек подняла ствол, сделала меньше, чем за секунду, четыре выстрела, а затем снова перевела огонь на земноводных тварей.
Ожидаемого воздушного взрыва не последовало. Вместо этого две огромных частично расчлененных туши на приличной скорости, уже дохлыми, вмазались в воду бухты. От удара хитиновые обтекатели лопнули, обломки панцирей и оторванные ласты рулевых плоскостей полетели во все стороны, и лишь уже под водой от удара детонировал нитрожир боевой части, подняв в небо два колоссальных фонтана воды.
Хорошо, что мы успели залечь, ударной волной так шарахнуло, что будь мы на ногах, всем, кроме Ксюши, мало бы не показалось. Но в этом был и положительный момент – земноводных, прорвавшихся на пляж, тоже как ветром сдуло, а некоторые еще и взорвались, кого к дереву припечатало. В рядах противника, прорвавшегося с востока, началась сумятица, а те, что вышли из воды с севера, не могли долго пользоваться защитой леса, там его была узкая полоса, а потому они быстро оказались на открытой местности, закатанной в строительный композит, и попали под плотный огонь лазерных пушек.
Мы, оглушенные, покрытые пылью и обломками веток, не без труда поднялись на ноги и, глянув на показания радара, обнаружили, что к нам со всех сторон несется больше десятка ракет. Но хуже было другое – пока мы отлеживались, ракеты уже преодолели половину расстояния до базы. Мы успели сделать по одному выстрелу, это означало, что в живых останется на четыре ракеты меньше, но их все равно было очень много, а платформы продолжали стрелять.
– В укрытие! – приказал Чучундра.
Он был безусловно прав. При такой массированной атаке четыре наших ружья – что кашалоту попадание под хвост из рогатки. Пусть ружья
