Штурм бездны: Океан - Дмитрий Валентинович Янковский
Внезапно лес жгутиков поредел. Точнее я не смог разглядеть ни одного на дистанции более километра, и подумал было, что минное поле закончилось, но уже через миг осознал, что это не так. Жгутиков не было потому, что несколько мин смотали их и находились у самого дна, чего я больше всего боялся.
Ксюша среагировала раньше, чем я успел выкрикнуть, шарахнула ракетами вдаль, вызвав вторичные детонации на гораздо большей дистанции, чем если бы мины подпустили нас и взорвались. Но все равно это было чуть более полутора километров – очень мало для столь внушительного калибра.
Такое расстояние ударная волна преодолевает под водой за секунду, и несжимаемая жидкость, без потерь передавая энергию взрыва, шарахнула так, что снесла кокон из пара, позволявший нам двигаться, почти без сопротивления, со скоростью более ста пятидесяти километров в час. И на всей этой скорости мы врубились носом в воду.
Не сказать, что это было равносильно удару носом в куб из строительного композита, но сознание я все же потерял, когда противоперегрузочные ремни впились мне в ребра. Очнулся через пару секунд, глянул на монитор, но сонар не подавал признаков жизни, возможно, накрылся датчик. Зато радар работал исправно, показывая, как стягиваются к нам у самого дна торпеды сверхглубинного класса. Но они были очень далеко. Те, что ближе, все без исключения погибли при взрыве.
– В рубке все целы! – сообщил Чучундра.
– У нас тоже, – ответил я.
Чернуха снова дала полный ход, не давая торпедам взять нас в кольцо, а Ксюша сглотнула и выскочила из кресла. Чернуха теперь не маневрировала, перла на прямик, потому что после столь мощного взрыва на придонном эшелоне ничего не могло остаться, даже жгутики посрывало в радиусе двух километров, то есть, до самого конца минного поля. Опасность представляли лишь СГТ, если зажмут нас в плотное кольцо, но им не хватит на это времени, надо лишь не зевать Чернухе.
– Чучундра! В арсенал с медкомплектом! – услышал я голос Ксюши по общей связи.
И без того было ясно, что Бодрому, не пристегнутому ремнями, пришлось не сладко, но выдумывать, что с ним произошло, я не стал. Лучше узнать самое страшное, чем накручивать себя, пока бой еще не кончился. Хотя, раз Ксюша затребовала медкомплект, Бодрый, по крайней мере, жив.
Все средства обнаружения, кроме сонара, работали, камеры тоже не пострадали, а проверять лопатки турбин не было времени. Мы вырвались из пределов минного поля, не меняя глубины.
– Дай под днищем хотя бы пару километров, – попросил я Чернуху. – Иначе опять нарвемся. Для патрульных там еще слишком глубоко, но по крайней мере мина снова не вышибет нас из парового кокона.
– Выполняю! – ответила Чернуха и подтянула на себя ручку управления.
«Толстозадый» начал пологой «горкой» терять глубину. Это уменьшало нашу линейную скорость относительно дна, но не настолько, чтобы торпеды смогли нас догнать или атаковать с флангов. Впрочем, меток на радаре было не мало, и маневрировать «зигзагом удачи» точно придется. Чуть позже, но придется неминуемо.
– Мне нужна Чернуха в арсенале, – севшим голосом сообщила Ксюша по общей связи. – Я не знаю, как остановить кровь.
Чернуха в поселении слыла неплохим медиком, и даже на операциях ассистировала Дохтеру. Никто, кроме нее, не мог похвастать знаниями в этой области.
– Долговязый, в рубку! – велела Чернуха.
У меня душа ушла в пятки. Я совершенно не был готов вести батиплан на маршевом моторе. Ни морально, ни в плане умений. Но Чучунда готов был еще меньше, а Ксюше придется сменить меня в стрелковом комплексе, иначе мы останемся вообще без огня.
Но делать нечего, я вскочил и протиснулся по коридору в рубку.
– Смотри на глубиномер, – велела Чернуха. – Как покажет три пятьсот, аккуратно отдай ручку и возьми курс параллельно дну. Аккуратно! Я тебе демпфер поставила на максимум, он не позволит резво качать ручку, снизит маневренность но не даст «Толстозадому» вывалиться из парового тоннеля. Не дрейфь.
Она чмокнула меня в уголок губ и скрылась в коридоре. Я занял место в кресле первого пилота и пристегнулся. На табло глубиномера быстро менялись показания. Я попробовал установки демпфера – ручка, действительно, двигалась с большим трудом, видимо, мешали сервоприводы автопилота, о чем позаботилась Чернуха. Рули можно было отклонить на любой угол, но медленно. Я это учел, когда выводил батиплан на траекторию, параллельную дну, и вышло неплохо.
– Чайка, мы без огня, – сообщил я по общей связи.
– Минута. Надо Чернухе помочь.
Минута в наших условиях – бездна времени. Каждые десять секунд мы отмахивали семьсот метров по прямой, а четыре километра – почти половина от эффективной зоны обнаружения локатора. За это время что угодно может измениться, а у меня сложности с маневрированием.
Вернулся Чучундра, занял место у запасного пульта и пристегнулся. Ему там места хватало, но был он белее мела. То ли ему тоже досталось при ударе, то ли Бодрый был настолько плох.
По тому, что Чучундра не сел в кресло второго пилота, я понял – Чернуха с Ксюшей решили перенести Бодрого в рубку и пристегнуть его тут. Вскоре послышались тяжелые шаги в коридоре. Я скосил взгляд и заметил Ксюшу. Она внесла Бодрого на руках, а рядом семенила Чернуха, держа над головой картридж с физраствором, от которого к катетеру на руке Бодрого тянулась прозрачная трубка.
Бодрый был плох. Очень. Лицо его превратилось в месиво из ран и гематом, сильно распухло, нос свернуло набок, глаза заплыли и были закрыты. На левую руку была наложена шина и жгут, а на бедре, кроме шины, были примотаны два хирургических зажима, видимо, сломанная кость разорвала бедерную артерию. Бодрый хрипел, при этом у него что-то в груди отчетливо булькало.
Его пристегнули, поставив картридж с физраствором на пульт, а я невольно глянул на наруч Ксюши, где была спрятана расческа из реликта. Раньше ее нельзя было достать, но теперь, на крайний случай, Вершинский сообщил Ксюше код отпирания. Ксюша перехватила мой взгляд и покачала головой.
– Почему? – напрямик спросил я.
– Малая доза ему не поможет, как не помогла мне, когда я разбилась, – ответила Ксюша. – А если он войдет в цикл, как я…
Я ждал, чем она закончит фразу, боясь, что прозвучит «лучше смерть». Но она не продолжила, просто сообщила:
– Пойду перезаряжу бункер. Бодрый не успел.
– Что с ним? – спросил я Чернуху, когда Ксюша скрылась в коридоре.
– Два открытых перелома. Рука и бедро. Сильная черепно-мозговая травма, ударился лицом в переборку. Не понимаю пока, открытая или закрытая, отек мешает. Несколько ребер сломано и одно, как минимум, пробило легкое.
– Шансы? – сглотнув, уточнил я.
– Без госпиталя равны нулю, – честно ответила Чурнуха. – У нас нет операционного робота, нет запаса крови, только физраствор.
– Реликт?
Чернуха не ответила, но на самом деле тут стоял вопрос, а что бы выбрал сам Бодрый? Предпочел бы он умереть, или дать вогнать в себя демона, как я это сделал с Ксюшей?
Между тем торпеды начали нас зажимать даже на самом выгодном для нас эшелоне. Не было ни малейших сомнений, что ими руководит ближайшая донная платформа, так как чувствовался опыт анализа наших маневров. Если раньше «зигзаг удачи» срабатывал на протяжении большей части пути, то теперь нам не давали его в полной мере использовать, загодя, очень загодя зажимая нас в кольцо. Так вышло с минным полем, когда нам некуда было сворачивать и пришлось прорываться. Теперь складывалась похожая ситуация – радар показывал метки в радиусе десяти километров в виде полукольца. Но и сзади не было чисто. Стоит нам сделать полный разворот кругом, на нашем пути снова встанет минное поле и сверхглубинные торпеды, оставленные позади. Твари учились, и учились быстро. В этом была их сила, кроме числа.
Чернуха глянула на показания радара и мы с ней переглянулись. Говорить не особо хотелось. Уже было ясно, что одними маневрами мы точно не обойдемся.
