Штурм бездны: Океан - Дмитрий Валентинович Янковский
Между тем торпеды, угрожавшие нам с правого фланга, точнее управлявшая ими донная платформа, разгадала суть нашего маневра и направила все силы прямо сквозь минное поле нам на перехват.
– Чайка на связь! – заорал я в микрофон гарнитуры, понимая, что одному мне не справиться.
– Чего орешь? – раздался в ответ заспанный Ксюшин голос.
– Ты нужна в стрелковом комплексе. Срочно.
Долго ждать не пришлось. Ксюша запрыгнула в свое кресло и, быстро оценив обстановку, взяла на себя управление малокалиберными ракетами кассетного заряжания.
– Чернуха, разбуди Бодрого и Чучундру! – велела она по общей связи. – Бодрого в арсенал, менять отстрелянные кассеты, Чучундру за огневой пульт, будет бить ультразвуком и за акустика.
– Бодрый бы лучше справился за пультом, – ляпнул я.
– Зато Чучундра кассету от палубы не оторвет, – отрезала Ксюша.
Тут она была права, не поспоришь, но и без акустика я воевать не хотел.
– У нас в бункере по пять кассет гарпунов и ракет, – прикинул я. – Когда израсходуем, он и перезарядит.
– Пожалуй, – спокойным голосом согласилась Ксюша и дала Бодрому отбой. – Беру правый фланг. Держи коридор по курсу.
– Принял! – ответил я.
– Я не могу гнать на полной скорости! – сообщила Чернуха. – Вмажемся во что-нибудь. Мин слишком много.
Она была права, скорость было необходимо сбрасывать, иначе нам не хватало времени на принятие решений и согласование действий. За десять секунд мы отмахивали почти километр, тут и парой слов не успеть переброситься.
Но стоило Чернухе скинуть ход до девяноста узлов, началось то, чего я больше всего боялся. Пользуясь тем, что мы находились в широком промежутке между «Бертами» и подыхающей «Анной», и тем, что мы сбросили ход, торпеды с правого фланга ринулись нам на перерез. Ксюша тут же шарахнула по ним ракетами кассетного заряжания, но это помогло мало – тварей было очень уж много.
Волна изумрудных точек сплошным валом приближалась к нам с правого борта, а другие торпеды, пользуясь снижением нашего хода, стали концентрироваться точно по курсу, постепенно все глубже заходя в пределы минного поля.
И тут Чучундра, умница, выкрикнул:
– «Эшелон 1000»!
У меня в животе защекотало, так резко Чернуха завела батиплан в крутое пике, оставляя большинство тварей на доступных им глубинах. Глубже опуститься они не могли. Я бросил взгляд на монитор – он показывал медленное, но неуклонное увеличение дистанции и до мин. Они тоже оставались выше.
– Тут максимальная глубина три тысячи шестьсот метров, – сообщил Бодрый. – У дна мин нет, они все выше отметки в две тысячи. Чернуха, ныряй поглубже и тарань жгутики!
Нет, все же акустик – важная роль в судовом расписании. Особенно хороший и опытный. Это единственный человек, способный воспринимать картину боя целиком, а не в узком масштабе в конкретном секторе прицеливания. Ну, еще командир, но у командира меньше данных со средств обнаружения и контроля, а акустик – это почти стрелок, но не связанный необходимостью вести огонь по конкретным целям.
В общем, мысль была очень дельной. Такие огромные туши, как «Анны» и «Берты» физически не способны быстро сматывать или разматывать якорный жгутик, а значит, менять глубину. При этом на глубине больше двух с половиной километров им попросту нечего делать, только если прятаться от радара, поскольку мины были предназначены для поражения довоенных боевых субмарин, а они не ныряли на такие глубины.
Конечно, таранить жгутики – дикость, но и стрелять по ним неудобно, так как радар засекал только заводские метки, то есть, самих биотехов, а они все были намного выше нас. Жгутики же тонкие, сонар их засекает, но по нему не так просто навести гарпунную пушку, там цель толщиной с руку. Но все же это было лучше, чем таранить корпусом, о чем я и сообщил по общей связи.
– Пробуй, – ответила Чернуха. – Но будешь мазилой, пойду на таран.
Это меня уело. Я попросил Ксюшу поменяться местами, чтобы она продолжила контролировать турбинную ракету, все еще мчащуюся на эшелоне основного размещения мин, а мне хотелось доказать Чернухе, что я не мазила. Заняв Ксюшино место и перещелкнув сонар на приемлемое разрешение, при котором не страдала дальность обнаружения, я слился с рукоятью управления гарпунной пушкой.
Через пятнадцать секунд Чернуха начала выводить батиплан из пике и выровняла его на курс параллельно дну. Глубинные торпеды последовать за нами не могли, а сверхглубинных поблизости не было, но у меня все равно сердце стучало так, что отдавалось в горле. Я боялся мин. Боялся, что одна из «Берт» может спрятаться в скальной щели и рвануть у нас под днищем. Я уже несколько раз нарывался на такой прием биотехов, они к нему были склонны.
Наконец, нервы у меня не выдержали.
– Бей ракетами в дно перед нами, – сказал я Ксюше. – На километр, на полтора.
– Мин боишься? – уточнила она.
– Боюсь, – честно ответил я.
– Перезаряжаться устанем.
– Это лучше, чем получить удар «Бертой» в днище.
– А турбинная ракета? Ей как управлять? Или бросить?
Бросать ее было жалко, поэтому я ничего не ответил. Наведя пушку по сонару, я долбанул тремя гарпунами, и попал – радарная метка мины начала показывать потерю глубины. Тварь, не имея балластных полостей для контроля плавучести, теперь поднималась к поверхности океана, где от нее не будет ни малейшего проку. Со временем, конечно, она отрастит новый захват на жгутике, снова уцепится им за дно и восстановит боеспособность, но это будет через недельку не раньше, если брать в расчет известную скорость регенерации биотехов.
Мое точное попадание избавило Чернуху от еще большего сброса скорости, потому что даже на среднем ходу невозможно маневрировать столь точно, чтобы таранить мышечные тросы мин, уцепившиеся за грунт. Воодушевленный успехом, я принялся колотить во все стороны. Мины с разорванными жгутиками начинали всплывать, уже не в силах причинить нам какой-то вред.
– Долговязый, ракета! – напомнил мне Бодрый.
Ну, как напомнил? Я о ней и не забывал, она мчалась через минное поле, то и дело вздрагивая от близких взрывов «кальмаров», но когда мы начали маневрировать, мне стало немного не до нее – надо было срубать жгутики мин, это было важнее. Но Бодрый, как всегда, был прав – нельзя впустую тратить столь ценный боеприпас, как турбинная ракета.
Я бросил взгляд на Ксюшу, она все поняла без слов и, описав ракетой широкую дугу, прямым попаданием угодила в огромную «Анну», выросшую почти на дальней границе минного поля.
Да сонаре полыхнуло, затем еще и еще. Взрывы мин с массой в сто и более тонн нитрожира оказались столь мощными, что дисплей сонара полностью засвечивался на пару секунд, не давая мне прицелиться. Хорошо, вторичная детонация, вызванная попаданием Ксюши, была от нас, если по прямой, дальше пяти километров. Зато она на своем эшелоне вычистила все от глубинных торпед – подвижных меток вообще не осталось, а тяжелых мин взорвалось не меньше десятка. Это был не слабый успех.
Разделавшись с турбинной ракетой и узрев дело рук своих, Ксюша наконец смогла пробивать нам путь снарядами малого калибра. За пару минут она опустошила почти весь боезапас и попросила Бодрого докинуть кассеты в бункер из арсенала. Судя по показаниям радара нам оставалось преодолеть меньше четверти минного поля.
Чтобы компенсировать засветки сонара, я вывел на монитор ходовую синтетическую проекцию, она в гораздо большей степени отражала происходящее снаружи, так как бортовой вычислитель формировал ее, собирая данные от множества датчиков, включая лобовые камеры. Наводить по ней орудия было немыслимо, поскольку масштаб изображения не соответствовал ни одной из прицельных сеток, но она для этого и не была приспособлена, являясь инструментом ориентирования пилота, а не стрелка.
Картинка была завораживающей. Мы словно мчались через лес, состоящий из якорных жгутиков, между которыми было от пятисот метров до километра. На каждом эшелоне мины располагались намного реже, но лишь потому, что находились не на одной глубине, а на разных. Жгутики же было понатыканы гуще, чем я ожидал.
Если возникала возможность срубить
