Наука о чужих. Как ученые объясняют возможность жизни на других планетах - Антон Иванович Первушин

представлениям, на ней должна быть жизнь, однако самые современные наблюдения свидетельствуют об обратном: на Луне нет воды, нет атмосферы, нет жизни. Следующим рассмотрим Юпитер: мы знаем его размер и массу, из чего можем получить плотность, которая оказывается лишь чуть больше плотности воды – логично предположить, что именно из неё он и состоит. В поддержку этой гипотезы вспомним наблюдения меняющихся разноцветных полос, которые астрономы видят на поверхности Юпитера: вероятно, то огромные облачные структуры, возникшие в результате испарения гигантского океана. Кроме того, сила тяжести на Юпитере, несмотря на наличие океана, намного превосходит земную, и далеко не всякое земное животное смогло бы вынести её. Очевидно, что в столь огромном океане имеется и дефицит ресурсов для поддержания биологических процессов. Исходя из сказанного, наиболее убедительным выглядит предположение, что на Юпитере вообще нет жизни, но если она там всё-таки есть, то её представители больше похожи на рыб или медуз, чем на человека.

Уэвелл разобрал ещё один аргумент христианских космистов в пользу гипотезы существования многочисленных разумных инопланетян, – утверждение, что Господь не мог сотворить бесчисленное количество миров, если не собирался заселить их. Обращаясь к новейшим открытиям геологии и палеонтологии, теолог писал, что они убедительно доказывают: Земля существовала задолго до появления на ней человека, и жизнь в разных формах существовала на ней до появления человека. На основании этого можно сделать вывод, что Творец действительно создал Вселенную избыточной: «Если Земля как место обитания человека является точкой посреди бесконечного пространства, то Земля как место обитания человека является также точкой в бесконечности времени».

Из этого, разумеется, следует особая ценность людей для Бога. Даже одна душа «перевешивает всё бездушное Творение». Соответственно, души бессмертны, и ради их совершенствования нет ничего, что можно счесть избыточным. Таким образом, христианство не нуждается в доктрине множественности обитаемых миров, ведь самое главное происходило и происходит на Земле, а внешняя Вселенная при всём её разнообразии остается лишь декорацией.

Книгу «О множественности миров» не просто заметили – о ней начали говорить и писать, причём порой резко уничижительно. Например, анонимный корреспондент лондонской газеты «Дейли Ньюс» (London Daily News) заявлял в октябре 1854 года: «Мы едва ли могли ожидать в середине девятнадцатого века, что кто-нибудь всерьёз возьмётся реставрировать отвергнутую идею превосходства человека над всеми другими существами Вселенной, но в ещё меньшей степени ожидали, что такую попытку предпримет тот, чей ум вооружён научными истинами».

В дебаты включился известный шотландский физик сэр Дэвид Брюстер, близкий соратник Томаса Чальмерса, которого Уэвелл много раз упомянул в своей работе как автора ошибочных концепций. Брюстер сначала написал критический обзор, а потом и книгу «Миров больше, чем один: Кредо философа и надежда христианина» (More Worlds than One: The Creed of the Philosopher and the Hope of the Christian, 1854), в которой обвинил Уэвелла в том, что тот придумывает парадоксальные суждения, отказываясь от рассмотрения сути. Христос явился к людям не для того, чтобы искупить настоящие грехи, а для того, чтобы искупить первородный грех, совершённый в незапамятные времена. Искупление распространяется на прошлое и будущее, а значит, можно говорить, что оно распространяется и на другие миры, сколь угодно отдалённые. Столь же нелепы попытки Уэвелла опровергнуть достижения современной астрономии, которая показала, что выдвигаемые ею гипотезы подтверждаются последующими наблюдениями.

Желая заручиться поддержкой, Уэвелл послал экземпляр своей книги Джону Гершелю. Тот оценил ловкость аргументации, но не согласился с главным тезисом об особенном статусе Земли, которой единственной в ряду миров дарован моральный закон. «Да вы хоть на турок с русскими посмотрите!» – восклицал он в ответном письме, намекая на геополитическую ситуацию 1853–1854 годов, когда шла кровопролитная Крымская война.

Радикальное изменение отношения Уильяма Уэвелла к идее множественности обитаемых миров является симптоматичным. Конечно, многие теологи продолжали участвовать в дебатах, а разнообразные сектанты пытались встроить те или иные её варианты в свои доморощенные учения, однако именно во второй половине XIX века ксенология перестала нуждаться в религиозном обосновании. Освободившееся место в ней успешно заняла научная фантастика, которая оказалась куда более гибким и либеральным инструментом моделирования облика и образа жизни инопланетян, необходимым для селекции дальнейших гипотетических построений.

Изменение приоритетов почувствовали и авторы научно-популярной литературы, которая пользовалась растущим спросом. Тут уместно вспомнить английского астронома Ричарда Энтони Проктора, ставшего одним из самых цитируемых популяризаторов своего времени. Его первая книга «Сатурн и его система» (Saturn and its System, 1865), изданная за счёт автора, оказалась слишком специальной и не была востребована широкой публикой. Несмотря на провал, Проктор собирался издать цикл аналогичных работ, каждая из которых была бы посвящена отдельной планете Солнечной системы. Однако крах банка, в котором он держал свои сбережения, заставил астронома начать сотрудничать с периодическими изданиями, а когда он набил руку в популяризации, то выпустил книгу «Другие миры, отличные от нашего: множественность миров в свете новейших научных исследований» (Other Worlds than Ours: The Plurality of Worlds Studied Under the Light of Recent Scientific Researches, 1870), которая регулярно переиздавалась сорок лет подряд. За свою жизнь, оборванную внезапной болезнью, Ричард Проктор выпустил пятьдесят семь книг, многие из которых были сборниками эссе, подготовленных им для периодики. Кроме того, по мнению современных исследователей, в период с 1870 по 1890 год в англоязычном мире не было более авторитетного специалиста по вопросу инопланетной жизни, чем Проктор.

Надо сказать, что ксенологической проблематикой английский астроном занялся в то время, когда по всей Европе кипели яростные дискуссии об эволюционной теории, предложенной Чарльзом Робертом Дарвином в его фундаментальной работе «Происхождение видов путём естественного отбора» (On the Origin of Species by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life, 1859). И она, конечно, скорректировала взгляды сторонников идеи множественности обитаемых миров в сторону полиморфизма и планетарного детерминизма, то есть предположения, что инопланетяне очень сильно отличаются от землян из-за влияния природных условий. Ричард Проктор писал, например, в «Эссе последователя Уэвелла о планете Марс» (A Whewellite Essay on the Planet Mars, 1873): «Ни животные, ни растительные формы жизни, известные нам, не могли бы существовать на Марсе… Всё, что способствует комфорту и благополучию марсианских существ, должно отличаться от того, что известно на Земле, настолько, что разумным марсианам идея жизни на нашей Земле должна казаться дикой и причудливой до крайности».

Наиболее полно взгляды Проктора по вопросу обитаемости соседних планет изложены в сходных по содержанию эссе «Новая теория жизни в других мирах» (A New Theory of Life in Other Worlds) и «Жизнь, прошлое и будущее