Штурм бездны: Океан - Дмитрий Валентинович Янковский
Мы миновали водородный терминал слева по борту, затем большую пирсовую зону с торчащими из воды решетчатыми мачтами затопленных кораблей, после нее потянулся пустынный холмистый берег, и наконец места вокруг сделались узнаваемыми – мы приближались к устью реки Черная, к месту, много лет служившему нам домом.
Тут было много сильно поврежденных кораблей, и полузатопленных, и даже совсем целых, до сих пор держащихся на плаву. Взрослые говорили, что это кладбище кораблей, сюда их доставляли буксирами, чтобы затем порезать на металлолом. Но не успели. Биотехам же было без разницы, с какой целью сюда стащили корабли, для них если есть корабли, их надо топить. Но река им сильно мешала, лишь когда она мелела в засушливые годы, твари могли достаточно углубиться в бухту, чтобы найти новую цель.
С детства я помнил средних размеров военный корабль, выкрашенный серой краской, с большим белым номером на борту. Мы все после гибели взрослых мечтали на нем уйти из этого проклятого, всеми забытого, места, настолько работоспособным он выглядел. Ни крена, ни видимых повреждений, даже ржавчины на нем почти не было. Каким же оказалось мое удивление, когда именно этого корабля, и еще двух поменьше, гражданских, на месте не оказалось.
Чернуха это тоже заметила.
– Ни фига себе! – произнесла она, поднимая с брони карабин. – Тут побывали гости.
Пришлось спускаться вниз через шлюз. Чернухе, чтобы перейти на ручное управление батипланом, а мне, чтобы проанализировать показания средств обнаружения на предмет присутствия чужаков.
– Людей поблизости точно нет, – сообщил я Чернухе.
– Забрали три корабля и смылись, – сделала вывод она. – Пираты, наверняка.
– Или контрабандисты.
– Да какая разница? Хвостокол скарпены не лучше.
Тут уж не поспоришь, разницы большой не было.
– Тогда оставаться на швартовке в надводном положении смысла нет, – прикинул я. – Батиплан легко будет обнаружить и с земли, и с воздуха.
– Предлагаешь лечь на дно? – заинтересовалась Чернуха.
– Почему нет? Боевой профиль не даст подобраться ни одной твари к батиплану, сразу долбанет ультразвуковой пушкой и подаст сигнал тревоги в эфире.
– Да, и у нас есть автоматическая ракетно-бомбовая установка, вытащим ее на сушу, свяжем каналом с твоим боевым профилем, и если к нам земноводные подберутся, тоже поднимет тревогу и произведет целеуказание бомбами.
– Именно! Только его надо чутка подкорректировать, но это минут десять, не больше, – прикинул я. – Чтобы все не таскать из-под воды, надо причалить к свободному пирсу, выгрузить, а потом кому-то одному затопить батиплан.
– Я сделаю. Только тебе тоже надо взять костюм и дыхательные картриджи.
– Зачем? Ты же всплывешь потом, причалишь, загрузим все, и я залезу.
– На всякий случай, – ответила Чернуха. – Я не исключаю возможности, что нам при появлении какой-то опасности, которую мы не предусмотрели, придется обоим нырять в воду, побросав все пожитки, и спасаться под броней батиплана.
Спорить с Чернухой у меня не было никакого желания, к тому же костюм – не великая ноша, но может и в быту пригодиться, например, рыбы набить острогой.
Причалив к хорошо сохранившемуся пирсу, где раньше стоял угнанный военный корабль, мы принялись за разгрузку. Таскать все через вертикальный шлюз оказалось удобнее, чем я ожидал – Чернуха в боевых перчатках засела наверху с фалом, я подтаскивал снаряжение, вязал петлевым узлом, Чернуха без труда поднимала наверх, раскладывала на броне, а затем, когда я закончил внизу и выбрался наружу, мы вдвоем все стащили на пирс. Вещей получилось достаточно много, но свое добро карман не тянет.
Честно говоря, когда мы доставали небольшой контейнер с полевым укрытием, у меня сердце забилось чаще. Укрытие было небольшим, такая нора на троих максимум, с пневматической обшивкой, и я вдруг очень явственно представил, как мы с Чернухой в него заберемся и будем спать, прижавшись друг к другу. Но работы было много, и я отогнал эти будоражащие фантазии.
Вообще мне совершенно не хотелось тащиться в карьер. Чернуха права, на берегу, ближе к батиплану, будет безопаснее. К тому же в карьере многие постройки пострадали от пожара, остальные без присмотра обветшали, наверняка, все забило известняковой пылью и поросло полынью. В карьере не осталось ничего, что нам бы могло пригодиться или как-то улучшить нашу жизнь. Да, это место много лет было нашим домом, но все же дом и жилище – не одно и то же. Жилищем нашим теперь стал батиплан, может стать амфибия или подводная база, какую Вершинский нашел рядом с Суматрой, но точно уже мы не выберем добровольно в качестве жилища деревянную хижину или снятый с колес довоенный фургон. Разве что это будет кубрик на базе.
Прежде, чем таскать вещи с пирса на берег, мы провели разведку и обнаружили довольно много следов человеческой деятельности, начиная от рытвин, оставленных опорами тяжелого транспортного гравилета, заканчивая брошенными газовыми картриджами от плазменных резаков. Рытвины на грунте были достаточно свежими, их не размыло дождями и они не заросли прибрежной осокой.
– Здесь базу делать нельзя, – заявил я. – Угонщики могут вернуться, они не должны ни нас сразу заметить, ни наших следов.
– Разумно! – согласилась Чернуха.
Мы решили оттащить все, что вынули с батиплана, подальше в заросли ивняка и акации, скрывавшие русло реки метрах в двухстах к востоку, и уже там сделать хорошо замаскированный лагерь. Это заняло довольно много времени, но получилось на удивление хорошо – для установки нашего уютного домика мы выбрали естественную рытвину, в которую поместилось все, что мы принесли, а ракетно-бомбовую установку мы поставили поодаль, на поляне, чтобы ветви акаций не мешали прицельной стрельбе по радарным меткам, буде локатор батиплана их обнаружит.
Я повозился с профилем, подключил к нему наш автоматический бомбомет, после чего Чернуха затопила батиплан в устье реки, где случайно на него точно никто не наткнется, и вернулась к лагерю, на ходу снимая шлем и перчатки мокрого гидрокостюма. У палатки она его стянула полностью, а следом, с заметным удовольствием, избавилась и от мундира, оставшись в открытом купальнике.
Конечно, в купальнике мне приходилось ее видеть множество раз, но не наедине. Наедине на меня это произвело гораздо большее впечатление.
– Ну вот! – Чернуха довольно потянулась, как кошка на солнышке. – Вот тебе и спокойная обстановка.
С этими словами она без тени смущения сняла и повесила на ветку акации верх от купальника, обнажив упругую грудь. Я сглотнул, не в силах отвести взгляд ни ради каких расхожих приличий.
– Нравится? – спросила Чернуха, повертевшись, как девочка перед зеркалом, надев мамину кофту.
Я промолчал, но, думаю, выражение лица за меня сказало больше любых слов. Чернуха намного изящнее Ксюши, но грудь у нее при этом казалась чуть крупнее и форму имела намного более соблазнительную. У меня аж в ушах засвистело. Я сделал несколько шагов и остановился почти вплотную к Чернухе.
– Если хочешь, можешь потрогать, – прошептала она.
Я протянул руку, и моя ладонь наполнилась так, что искры из глаз, и дыхание замерло, как после инъекции дыхательного грибка. Не в силах больше сдерживаться, я прильнул губами к губам Черннухи, и мы моментально вывалились из реальности в какое-то совершенно иное пространство, наполненное чистыми энергиями без привязки к грубой матери. Нет, я ощущал пальцами ее нежную кожу, но это не было просто скольжением, нет, тут наслаждение от прикосновения само сделалось полноправным объектом Вселенной, и струилось через меня мощным вихрем, состоящим из золотистых искр, вызывая дрожь в каждой клеточке тела.
О, боги морские, как же Чернуха целовалась! Так целоваться могла только очень любящая женщина, готовая не только тебе отдаться, но и полностью раствориться в тебе. Нежность ее бархатных губ смешалась с заполнившим мир запахом раздавленной нами зелени
