Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков
Поколебавшись, Баринов убрал на место коньяк, достал бутылку «Посольской». Надираться нужно водкой, а лучше спиртом, но не коньяком, и тем паче не вином или пивом. И не рюмками, а стаканами.
Алкоголь — штука универсальная. Если вывести за скобки негатив, многое может — и утешить, и поддержать, и направить, и успокоить... и кое-что еще. Одного только никогда не даст — верного решения проблемы. И все же, и все же...
Он плеснул в стакан на три пальца.
Ох, мягко стелет Николай Осипович! Ох, мягко!..
Пусть не к месту, но вспомнился вдруг некий прокурор из числа приятелей Сереги Щетинкина. Рассуждали на «четверге» на очередную «вечную» тему, и тот сначала отмалчивался, а потом сказал нервно и выстрадано, почему и запомнилось: «Никогда ни в чем не верь преступнику. Пусть он клянется кем или чем угодно, хоть богом, хоть сатаной, хоть мамой, пусть размазывает по харе слюни пополам с соплями и ест землю — не верь! Лучше потом объясняться со следователем, чем с ключником Петром у небесных врат...»
Не этот ли сценарий сейчас разыгрывается? Тебя, Баринов, поматросят и бросят. В лучшем случае.
И все же, крути ни крути, а решать эту дилемму придется абсолютно однозначно: или работать или не работать.
Вопрос — на кого? Можно ведь, строго говоря, не на чужого дядю, на себя.
В запретные темы не лезть, сосредоточиться исключительно на «эффекте Афанасьевой-Банника». В конце концов, задета не только его профессиональная гордость и добросовестность. До сих пор подспудно преследует чувство вины перед Афанасьевой. Она ему доверилась, а он ничуть не облегчил, скорее, серьезно осложнил ей последний год-полтора. И теперь, после ее нелепой гибели, разобраться во всем его долг уже даже не столько как ученого, но просто человека.
Баринов с отвращением посмотрел на стакан, который так и держал в руке, не сделав ни глотка. «Пьянству бой — копейку в дом!» Встал из-за стола, выплеснул водку в мойку, смыл из крана... Нет, сейчас мозги требовали не этого.
«Динаму, значит?.. Ну-ну... Ладно, Николай Осипович, будет тебе динама». И не обижайся потом.
Он прошел в кабинет, сел в кресло. Вздохнул, потянулся за голубеньким скоросшивателем, который так и не стал убирать в сейф прошлым вечером.
Итак, вот он, предлагаемый план экспериментов. Но в таком виде он совершенно не годится. Поэтому первым делом его надо упорядочить и детализировать, вторым — развить и существенно дополнить.
Когда глаза начали слипаться, он придвинул к себе телефон.
«Так, домашние номера у них, вроде бы, с девятки», — и набрал почти наугад: девять — ноль-ноль-один.
— Слушаю, — почти сразу, после третьего гудка ответил нужный голос — Банник, видимо, тоже засиделся допоздна.
— Добрый вечер, Николай Осипович. Что звоню — предупредить, что с завтрашнего дня, то есть с субботы, ты спишь в лаборатории под моим присмотром. Такой вариант устраивает?
— Безусловно, — ответ последовал без малейшей паузы, словно был запланирован. — Долгополова озадачишь сам или мне подключиться?
— От тебя требуется одно — быть на месте в двадцать один час. — Баринов усмехнулся в трубку: — Для очередного собеседования... На этом все. Спокойной ночи, нормальных снов.
Глава 4
1
Неделя получилась плотной.
Давненько, весьма давненько не приходилось работать с такой интенсивностью и напряжением. Прямо-таки с ожесточением. Ну, случалось такое в студенчестве. И, пожалуй, первые годы во Фрунзе. Когда еще не приелась эта игрушка взрослых людей — наука. Когда еще любознательность хлестала через край, еще было запредельно интересно — а до каких таких жгучих тайн смогу докопаться лично я?..
Задача была поставлена — объяснить эффект Афанасьевой-Банника, и ее надо было решать. Причем, желательно — по понятным причинам — как можно скорее.
Оборудование имелось — наипрекраснейшее, наиновейшее и наисовременнейшее.
И Долгополов оказался ассистентом толковым и грамотным, даром, что заместитель директора. Инициативы не проявлял, но в качестве ведомого пришелся очень даже к месту. Правда, иногда слегка раздражал ярко выраженным стремлением к услужливости — такие и зажженную спичку вовремя поднесут, и креслице пододвинут, и за пивком сгоняют... Но информирован и знающ был в достаточной степени и, получив, видимо, соответствующие инструкции, охотно и исчерпывающе отвечал на все вопросы Баринова.
На удивление, с самой лучшей стороны проявил себя старый знакомец Шишков. Расторопный, понятливый, исполнительный. С несколько замедленной реакцией, но это несущественно, работе не мешало... Помогали ему четверо лаборантов, все молодцы до тридцати. Молчаливые, внимательные, достаточно профессиональные, чем-то неуловимо похожие друг на друга. То ли спортивностью, то ли строгим и невозмутимым выражением лиц... Поначалу Баринов специально приглядывался, но особой военной выправки ни у кого не заметил. И все же во внешнем виде принадлежность их к определенному ведомству чувствовалась. То ли в безликости, то ли в стандартности — бог разберет!.. Шишков в свое время каждого из них представил по именам, но, честно говоря, Баринов запомнил плоховато, иногда путался.
Наличествовал, естественно, и подопытный — сам Банник собственной персоной. Кстати, относился он к своему участию в экспериментах спокойно и невозмутимо, как любой другой уверенный в себе подопытный, а уж их-то Баринов насмотрелся. Вечером к назначенному времени приходил, утром, приведя себя в порядок, вежливо попрощавшись, уходил. И отличался от обычных «кроликов» и «морских свинок» одним-единственным вопросом на прощанье: «Павел Филиппович, сегодня я тебе буду нужен?»
Но в его дневном участии в настоящий момент необходимости не усматривалось. Пока ничего нового Баринов привносить не собирался. Он словно повторял пройденное, только ускоренно, на рапиде, заранее зная, что получит на том или ином этапе.
Черновая работа.
Существенно помогало, что имелся уже наработанный огромный, правда, бессистемный объем первичной информации. Тут были и самые общие, и узко специфические анализы конкретного объекта, километры энцефалограмм в состоянии сна и бодрствования, а также при воздействии на него алкоголем и галлюциногенами.
Баринов читал ленты самописцев и легко вычленял в биоритмах знакомые пички и тремор, флуктуации и аномалии...
«И повторится все, как встарь»... Только на другом, следующем витке спирали.
Всю эту неделю он дежурил в лаборатории, когда там, в шлеме цереброскопа, обвешанный датчиками, спал Банник. И
" alt="Владимир Гаков - Темна вода во облацех">
