Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

попался. Сколько повторять — не существует отдельно мирных или военных открытий и изобретений в фундаментальных исследованиях. Мирное или военное бывает их применение... Думаешь, почему Минобороны так охотно финансирует разработку биопротеза руки? Чтобы облегчить жизнь инвалидов войны и труда? Держи карман шире!.. Теперь представь, что нужно обезвредить фугас. Подъезжает к нему танкетка, вроде лунохода. А на ней моя биомеханическая рука, тоже управляемая на расстоянии соответствующими биотоками напрямик от мозга оператора, минуя периферию. Телекамера передает изображение, сапер с помощью моей руки обезвреживает фугас. Все живы, все смеются. Мы ведь еще обратную связь отрабатываем, кое-какие дактильные ощущения в мозг от этой ручонки идут... Или — работа в «горячей зоне» ядерного реактора. Ну, подкрутить там чего-нибудь, выдвинуть или задвинуть какую-нибудь хреновину — человека-то не пошлешь. А подвижное устройство, оборудованное опять-таки моей биорукой, бога ради. Наблюдай из надежного укрытия да крути на расстоянии гайки с болтами. А еще можно пристыковаться к американскому спутнику-шпиону и демонтировать его прямо на орбите. Какие приборы нужно снять — сними, какие вывести из строя — сломай... Ну что, Павел Филиппович, чем тебе не оружие — биомеханический протез руки?.. Нет-нет, ты ответь!

Баринов только и смог, что пожать плечами. Нет, конечно, о таких возможностях он просто-напросто не думал.

— А про искусственные мозги, сиречь биокомпьютер, и того проще, — продолжал Банник, откровенно веселясь. — Да, они примитивные, однако ж ядерной боеголовке о философских проблемах размышлять не надо. Всего только дел, что увидеть заданную цель и вывести на нее как можно точнее свою сотню-другую килотонн в тротиловом эквиваленте. Не знаю, ты в курсе или нет, головные части наших баллистических ракет американцы собрались сбивать при помощи пучкового или лучевого оружия. Иначе говоря, направленным потоком заряженных частиц высокой энергии, который мгновенно разрушает обыкновенные электронные мозги. Поток электронов или протонов попросту выжигает микросхемы. А клетки мозга крысы так просто не выжечь! Конечно, мощнейшая радиация их тоже уничтожит, но не мгновенно, десяток секунд, а то и минут они еще продержатся. Для боеголовки больше не надо. Она в секунду почти восемь километров делает, считай, за минуту — полтысячи верст... Ну как, Павел Филиппович, надо, по-твоему, секретить такие разработки? Или пустить их в открытую публикацию? Приходи, кто хочешь, бери, что хочешь...

— Но мозги — не транзистор с резистором, их кормить-поить надобно, — заметил Баринов, таким хотя бы способом стараясь спасти реноме. Мол, и не такое видели.

— Ну да, а как же. Не только кормить-поить, но температурный и газовый режим поддерживать, живые все-таки. И живут недолго — пока не более трех лет. Зато любую систему ПВО взломают, как нечего делать.

Баринов подумал, потом кивнул.

— Ладно, убедил. Беру свои слова обратно — насчет секретности. По поводу же всего остального — увы!

— В смысле?

— Без меня.

— Не мне напоминать, не тебе, Баринов, слушать: уклонение от политики не уберегает от ее последствий! — меняя тон на серьезный, сказал Банник. — Так может, есть резон поучаствовать в этой кухне? Глядишь, удастся и политику хоть в чем-нибудь да подкорректировать.

— Позиция удобная, — пожал плечами Баринов. Знакомые разговорчики-междусобойчики просвещенных дилетантов на тему, что-де, внедрившись в систему, получаешь шанс ее реформировать. — Но ведь кто девушку ужинает, тот ее и танцует... Не так ли, Николай Осипович?

— Так-то оно так, — живо отозвался Банник. Потом подумал и сказал совершенно уже туманное и непонятное: — Правда, и девушки разные бывают. Иная и «динаму» включить может, а, Павел Филиппович?

3

Н-да, действительно, положение сложилось интересное.

Надо признаться, хотя бы самому себе, что ранее Банник представлялся ему крайне односторонне. Выходит, чуть ли не шаржировано. Теперь же, при ближайшем общении, он постепенно начал вырисовываться, так сказать, более рельефно. Получается, все далеко не однозначно... Вроде матрешки. На первый взгляд — будто цельная фигура, расписная и понятная. А присмотришься — ан, нет, внутри-то еще одна, и уже другая, непохожая. И что дальше ожидать, не знаешь. Вдруг откроется третья, четвертая... И какая из них истинная, настоящая?..

Ну и, по логике вещей, предыдущими чудесами день закончиться не должен. Наверняка у Банника припасен еще какой-нибудь сюрприз.

— Да-а, Николай Осипович, удивить ты меня удивил, скрывать не стану, — медленно произнес Баринов. — И все же, и все же... Кидай уж все карты на стол.

— Вот что... Предлагаю эксперимент. Сейчас ты проведешь сеанс — короткий, диагностический. Или ознакомительный — считай как хочешь. Ну, ты психотерапевт, ты знаешь. Легенький сеансик, в одно касание. Посмотришь сам, что у меня в мозгах. Годится?

Баринов недоверчиво посмотрел на собеседника. Предложение не просто неожиданное, скорее, из разряда невероятных.

— Очередная хохма или как?

— Я шутить не умею и не люблю, хотя шутки понимаю. Так как?

— Без ассистента, без подстраховки? А вдруг я попробую...

Банник отстраненно махнул рукой.

— Не болтай ерунды. Давай, валяй. Надо же когда-то начинать.

Свою силу гипнотизера Баринов знал, без ложной скромности принимал место в негласной тройке по Средней Азии и Казахстану — по оценке коллег. Хотя практикой не занимался, разве что в исключительных случаях, по настоятельным просьбам. К гипнозу он прибегал только по необходимости как экспериментатор. Например, с той же Афанасьевой.

Правда, случились в жизни периоды, когда приходилось проводить по нескольку сеансов подряд и ежедневно.

Элементами гипноза он, как все старшекурсники, естественно, владел. Но по настоящему, поначалу смутно, потом все четче, смог осознать свои возможности только в одной из экспедиций «гребенки» по выявлению скрытых экстрасенсов — в Пензе или в Воронеже, сейчас Баринов уже и не помнил.

Обычно трое-четверо сотрудников лаборатории ехали в намеченный город, с недельку штудировали истории болезней в местной «дурке», если она была, а также в психоневрологическом диспансере, отбирая потенциальных «клиентов».

Откровенные психи и маразматики не годились. У кого нервишки разгулялись, кто розовых слонов и зеленых чертей периодически наблюдал — тоже отсеивали. Гребенкой вычесывали других — «странных». Если человек утверждал, что строит вечный двигатель второго рода, или сделал на коммунальной кухне выдающееся открытие оборонного значения, или в соседях у него маньяк, который каждую ночь из своей квартиры облучает его «лучами смерти», или он сам — второе воплощение Будды, или, скажем, прошлой осенью в колхозе на картошке ему сама Богородица явилась — вот это был их клиент... Разумеется, не обходили вниманием известных в местном народе знахарей и знахарок, «колдунов», «ведьм» и гадалок.

Без особого шума, под благовидным предлогом, перспективного человечка быстренько госпитализировали, а как набиралось три-четыре