Огни Хафельберга - Ролдугина Софья Валерьевна

И это очень опасный противник. Во-первых, обладающий поистине звериной интуицией. Во-вторых, он легко идет на убийство. И если с приезжей, Даниэлой, он не стал особо церемониться, то устранение Рихарда Вебера обставил как несчастный случай. И, в-третьих, самое плохое, Шванг, что я пока совершенно не представляю, как бороться с пирокинетиком.

Его способности, родственной телекинезу, как у Ирэн, она была совершенно неуправляема. Марцеля пробрала дрожь.

Значит, просто не будем попадаться ему на глаза.

Я очень надеюсь, Шванг, что нам это удастся. Но меня не оставляет мысль, что если Пирокинетик — один из родственников Герхарда? Это объяснило бы и страх, и чувство вины, и то, что Рихард Вебер расследовал смерть Даниэлы, не привлекая официальные власти и не запрашивая помощи с Центра. — Пирокинетик — стратег, — Шелтон зажмурился.

«Знаешь, Ванг, мне слегка не по себе».

«Когда ты говоришь, что тебе не по себе, мы потом оказываемся в глубокой…».

«Вот и поспи пока, наберись сил», — рассмеялся Шелтон, не дослушав. «Для погружения в глубины». Вскоре поезд нырнул в длинный туннель. Когда в окошке вновь показался свет, Шелтон уже дремал, склонив голову на плечо под немыслимым для любого небе у кинетика углом. Марцель скосил на напарника взгляд, несколько секунд понаблюдал за тем, как ровно вздымается у него грудная клетка, а потом на цыпочках прокрался к выходу.

В вагон-ресторан. С перепугу всегда неимоверно хотелось жрать. Через два часа объявили, наконец, станцию Клаусталь. Марцель к тому времени успел нахлебаться кофе по самое «не хочу» и выкурить полпачки. Про запас. Шелтон, поглядев на тащавшие табачные запасы напарника и ряд бумажных стаканчиков, только хмыкнул, «Посадишь себе сердце, лечить не стану». «Я не доживу до того времени, когда проблемы с сердцем, почками и прочими радикулитами будут актуальны», — оскалился Марсель.

— Ну, где там обитают наши ройтеры? — Если моя информация верна, на другом конце города. Идем, Шванг. Говорят, в Клаустале ходят забавные трамваи. По дороге к остановке Шелтон успел рассказать кучу любопытных подробностей про городок. Марцель не особо понимал, зачем ему знать, например, что в Клаустале располагаются два из шести крупнейших исторических музеев в Саксонской зоне, однако послушно мотал новые сведения на ус.

Во время повествования о старинном рыцарском замке, располагающемся прямо за Центральной площадью и парком, подошел трамвайчик, смешной, в красно-белую полоску, как леденец. Народу в нем было немного — пара старушек в шляпках, школьницы, несколько туристов и старичок, бездельно раскатывающий по городу дни напролет.

Марцель ради интереса прослушал всех, но ничего особенного не вытянул, разве что запомнил, что к вечеру по прогнозам ожидается гроза и сделал в памяти заметку спереть у кого-нибудь на всякий случай зонтик. Ройтеры жили на окраине, в окружении запущенных яблоневых садов. Сейчас, В августе был самый плодоносный сезон, и воздух плавился от сладких ароматов. Проходя по узкой дорожке мимо клонящихся к самой земле ветвей, Марцель не удержался и надрал целую сумку каких-то совершенно волшебных яблок — полосатых, душистых, рассыпчатых и одновременно плотных.

Он успел сгрызть парочку, прежде чем Шелтон цыкнул на него и напомнил, что сначала нужно отработать Ройтеров. «Когда мы подойдем к дому, прослушай его», — сухо приказал он. — Если ройтеры дома, будем действовать сразу жестко.

Я усыплю, ты подкорректируешь память. Но лучше бы их не было. Тогда я спокойно пройду в дом, заберу, что нужно, и мы отправимся в кафе обедать и тянуть время до отправления поезда до Хаффельберга. Все ясно? — Ясно, — вздохнул Мартель и с сожалению сунул третье уже надкушенное яблоко обратно в сумку. — Ткни тогда пальцем в нужный дом, ладно? Красную черепицу за ветками видишь? Где? А, понял. Сначала дом показался Марцелю пустым.

Ничего удивительного, ведь время было девять утра, все приличные люди в такой час уже спешат на работу. Но потом телепатический слух уловил нечто вроде неглубокого дыхания, легкое ритмическое колыхание мысленных образов. Они походили на отражение реальности, пляшущие в воздухе пылинки, прохлады и полумрак старого деревянного дома, колючий шерстяной плед под щекой, запах зреющих яблок и уходящего лета.

В эти образы не вплеталось ни единого слова, но чувствовалось, что мысленный поток принадлежит женщине уже в возрасте, очень грустной и привыкшей к своей грусти. — Кажется, фрау Ройтер дома, — неуверенно предположил Марцель. – Но она или спит, или дремлет, или чем-то похожа на ульрики. Закончил он совсем тихо.

Шелтон замедлил шаг. — То есть, похоже. — Думает образами, а не словами. Не так ярко, но все-таки… Нет, скорее всего, она просто спит, — с облегчением выдохнул Марцель, слушавшись в чужие мысли получше. — Издалека непонятно было, а сейчас всплывают обрывки всяких там фраз, ну, стандартный набор. Что-то там про одежду, еще про больные ноги, про сквозняк.

Бытовуха. — Она спит. — Хорошо, — подытожил Шелтон, — значит, обойдёмся малой кровью. Я тихо вскрою дверь, а потом усыплю нашу фрау Ройтер на часок. Надеюсь, у неё не назначен визит гостей на ближайшее время. Замок Шелтону вскрывать не пришлось. Дверь была не заперта. Посреди огромного холла, оформленного в тёплых охряных цветах, дремала пушистая белая кошка с рыжим пятном на спине.

Увидев незваных гостей, она сперва вздыбила шерсть, а потом вдруг замурлыкала и принялась стереться Марцеллю об ноги. Шелтон многозначительно вздернул брови.

Не завидуй так явно, а?

Было бы чему. Тише, Шванг, разбудишь нашу хозяйку. Где она, кстати? — Вон по той лестнице, потом сразу направо. Там, наверное, комната. Будем надеяться, что Герр Ройтер хорошо смазывает дверные петли во всём доме. Временно оставшись в одиночестве, Марцель присел на корточки и принялся теребить кошку. Она была на удивление ласковой, так и норовил ободнуть лобастой головой коленку или подставленную ладонь.

— Ты ещё маленькая, наверное, вот и ластешься, — прошептал телепат, почёсывая замахнатым рыжим ухом. Кошка довольно мурчала и временами пыталась слегка прикусить пальцы. — Скучно тебе со стариками, да? — Наверно, ни верёвочку с бантиком для тебя не сделают, ни мышку из плюша. — А поиграть хочется, да? Кошка укоризненно уставилась на него жёлтыми глазищами, фыркнула и потрустила по лестнице наверх.

Рассудив, что Шелтон уже наверняка справился со своей частью плана, Мартель тоже начал подниматься по ступенькам. Справа от лестницы действительно была комната с большими окнами. Сквозь зелёные шторы сочился рассеянный свет, как сквозь воду в старом пруду. Шелтон сидел на краю дивана, на котором дремала под полосатым коричневым пледом сухонькая женщина с темно-рыжими волосами. — Уже все?

В полголоса спросил Марцель. — Да, — кивнул стратег. — Но у меня тут небольшая нравственная дилемма. Посиди где-нибудь снаружи минут пятнадцать, а еще лучше поищи в доме что-нибудь похожее на комнату Даниэлы. У рейтеров была одна дочь, так что вряд ли они переставляли вещи после ее смерти. Обычно такие люди подолгу лелеют своё горе, глядя на этакий вот памятник погибшему ребёнку.

В общем, иди. — Ну, иду, — покорно согласился обескураженный Марцель. В голове у напарника царил хаос, сложные выкладки с медицинскими терминами наслаивались на предчувствие физической боли и чей-то голос, выговаривающий по-английски со странным акцентом — «Почему нет, если тебе это ничего не стоит? «Не будь таким жадиной, Кона!» Женщина из воспоминаний Шелтона слегка напоминала фрау Ройтер.

Марцель вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь. В память врезался зрительный образ, вереница фотографий на комоде, черно-белых и цветных, вычурных металлических рамках и деревянных, раскрашенных неловкой детской рукой улыбающиеся летучие мыши, глазастые грибы, вытянутые неровные треугольники, слегка напоминающие шляпы, а на всех фотографиях — одна и та же девочка, девушка,

молодая женщина, под руку с такой же женщиной, но только старшей, с испечуренными тонкими морщинками лицом или рядом с высоким и тощим, как жерт, мужчиной.