Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина

– Доброе утро. Вы кого-то ждёте? – осведомилась она с долей вызова, положив руку на калитку.

Мужчина замялся.

– Мисс Мэйнард? Эта… Доброе утречко, – сиплым пропитым голосом откликнулся он, отступая на шаг назад. – Я вот, того… Моя засранка не тут кантуется? Саммерс, Бобби Саммерс я, – спохватился он и запоздало представился. – Вы звиняйте, что так внезапно, но она, это, про вас много чего рассказывала, вот я и подумал…

– А, вы отец Уиллоу? – смягчилась Тина. И улыбнулась: – Да, она ночевала у меня. Сейчас развозит газеты.

Мистер Саммерс вздохнул, шумно поскрёб давно небритый подбородок – и угрюмо глянул исподлобья. Радужки у него были мутные, водянистые, неопределённого цвета, белки – желтоватые. Вблизи отчётливо ощущался запах перегара с той особенной кисловатой ноткой, которая говорит о глубоком нездоровье.

– Ну, это… Вы тогда моей засранке передайте, чтоб домой возвращалась. Отец я или не отец, а? И, это… скажите ей, что ли, что я извиняюсь.

– Чего? – от неожиданности переспросила Тина.

Мужчина сплюнул себе под ноги, ругнулся – и заковылял вниз с холма, сунув руки в карманы пиджака. На повороте его шатнуло; врезавшись плечом в указатель, мистер Саммерс снова выбранился и тяжело привалился плечом к столбу. Обернулся, заорал через плечо:

– Ну, чего пялишься, пень с глазами? Твою, а… – Мотнул головой, тронулся с места. Голос его осип совершенно, звуки тонули в сгущающемся тумане. – Пусть возвращается, дрянь мелкая, я полночи не спал… Вся в мать, стерву, упокой, Господи, её душу, вот дура-то…

Он удалялся, и его бормотание стихало. Тина постояла немного у калитки – и направилась к дому, где, склонившись над порогом, шелестела, точно плакала, склонённая ива.

Часть мэйнардского прайда во главе с Гекатой, охотящейся на кротов, резвилась в мокрой траве под яблонями. Остальные переваривали завтрак, отсыпаясь в укромных местах. Лишь Королева, как положено царственной особе, восседала на столе, оглядывая свои владения, и урчала, как маленький мотор. В остальных четырнадцати комнатах особняка стояла тишина: гости пока проснуться не соизволили.

«Им же хуже, – подумала Тина, заскакивая в душ. Горячая вода каждый раз доставляла острое, почти болезненное удовольствие – после стольких-то лет еле тёплых омовений. – Сама решу, чем всех кормить».

Когда-то давным-давно этот большой дом с самого утра наполнялся божественными ароматами. Все Мэйнарды были ранними пташками и работу себе выбирали под стать: дед с летним рассветом уходил на почту, отец уезжал в автомастерскую на другом конце города, мама… мама сначала устроилась в банк, но потом уволилась, благо доходы позволяли, и начала «искать себя». Но чем бы она ни увлекалась – гончарным делом, плетением украшений из шёлка, музыкой или иностранными языками, – каждый день начинался с алхимического таинства: под действием её волшебных рук дурацкие рецепты из женских журналов и стандартный набор продуктов из холодильника преображался в дивные кушанья с разных концов света. От рулетов из сладкого омлета и рисовых шариков с начинкой до нежнейшего пудинга и жаренных на сковородке пирожков – чего только не перебывало на столе! Затянувшийся развод ознаменовался периодом пресных каш и холодного молчания. Позже завтраки легли на плечи деда: он предпочитал что-то сытное, убийственно ароматное и подходящее к эспрессо – кофемашину Тина подарила ему на первую же зарплату в библиотеке. Потом, когда под крышей большого дома остался только один человек, утренний приём пищи стал действом исключительно утилитарным – обеспечить себя достаточным количеством калорий, чтобы хватило до обеда, желательно чем-то полезным.

А теперь опять накатило вдохновение – не иначе, пробудились мамины гены.

Тина сама не заметила, когда стала мурлыкать себе под нос детскую песенку про кошек, у которых полные кладовые – «а там окорока, вязанка рыбки, десять кринок молока», и потому мышкам бояться нечего. То ли когда выпекала пышные гречневые оладьи к кофе, то ли когда взбивала яйца для омлета и резала бекон, памятуя о том, что мужчинам, как говаривал дед, надо с утра перехватить что-то поосновательнее… Но в какой-то момент она поймала себя на том, что чувствует иррациональное, уютное счастье.

«Странно… А я думала, что мне нравится жить одной», – пронеслось в голове.

– А вот я! Велик поставила на место, спасибо огроменное! – воскликнула Уиллоу, влетая в кухню. Принюхалась: – Офигеть, как круто, а можно я останусь на завтрак?

Тина скосила взгляд и чуть не рассмеялась: из всего многообразия её подростковых шмоток, девчонка выбрала легинсы дикой кислотно-зелёной расцветки и чёрную тунику в россыпи фиолетовых, жёлтых и голубых феечек.

«Начинаю думать, что розовые рубашки вкупе с обрезанными джинсами – это у неё не от бедности», – подумала Тина, а вслух сказала:

– Не можно, а нужно – я зря готовила, что ли? Кстати, твой отец заходил. Извинялся за что-то и просил, чтоб ты возвращалась.

Уиллоу сразу приуныла.

– А куда я денусь? – пожала она плечами и привалилась спиной к косяку. Поморщилась: – Папаша же без меня пропадёт… Вот только не пойму, за что он извинялся. Вроде насчёт того, что он мою заначку с зарплатой распотрошил, мы уже перетёрли… А, ладно! – Уиллоу махнула рукой. – Пойду растолкаю Кёна, а то он самое интересное проспит. В смысле самое вкусное.

За дело она взялась с энтузиазмом – вскоре сверху послышался грохот, да такой, словно кресло не только опрокинули, но и перевернули пару раз для верности. Потом раздался визг, дробный топот босых пяток по лестнице, отчётливое «шмяк», какое бывает, когда кроссовка попадает в стену, истошный кошачий мяв…

«Альвильда, – с замиранием сердца опознала Тина басовитые ноты. – На хвост наступили. Сейчас будет мстить».

В кухню Кённа, завёрнутый в плед наподобие тоги, и Уиллоу влетели синхронно – и подозрительно резво захлопнули дверь. С той стороны доносилось зловещее рычание, переходящее в шипение. Если не знать наверняка, что там выражает недовольство изящная трёхкилограммовая кошечка, то можно было подумать, что это беснуется разъярённый тигр.

– Обидели даму, – укоризненно вздохнула Тина, подцепила со сковородки кусочек бекона и подула на него, остужая. – Изверги.

– Да она сама кого хочешь обидит!

– Я вообще просто мимо проходила! – Оправдывались они синхронно – хоть смейся, хоть плачь, и рожи строили одинаково невинные. Хозяйку Альвильда калечить не стала, хотя глазищами сверкала на зависть всем ночным монстрам и ломтик бекона из повинной руки взять соизволила далеко не сразу. Потом