Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина
– Шоколад из ежевики, – фыркнула Уиллоу. – Ну, да, оно приводит в чувство. А можно мне ещё бифштекс? Когда я ещё нормально поем…
Вечер запомнился смутно, урывками. Повеселевший Кённа, который обещал, что-де вытащит «паршивого колдуна» из дыры, в которую тот забился, а тени перетопит в реке – даже тени от фонарей; тарелки, которые сами, повизгивая, прыгали в раковину, натирались губкой, ополаскивались и заскакивали на решётку сушки в шкафу; Уиллоу, которая показывала, как правильно танцевать танго с воображаемым партнёром и уверяла, что делать это положено исключительно в шёлковой ночной сорочке, а иначе – «незачёт и вообще профанация!»…
– Сердце, – втолковывала Тина Кёнвальду, когда он вёл её в спальню. – Понимаешь, у Доу живое сердце. С этим надо что-то делать.
– Я займусь, – обещал он ласково. – Вот только надеру зад колдуну-фейри, и сразу разобью сердце этому твоему Доу. Будет знать, как таскать тебя на свидания.
– Разбивать не обязательно… может, ну, хватит пяти минут в микроволновке? Или там порубить топором…
– Иногда ты меня пугаешь.
Последнее, что запомнилось, – руки Кёнвальда, которые помогают расстегнуть замок лифа на спине и переодеться в мягкую, широкую футболку, облюбованную для сна; руки, которые аккуратно расчёсывают гребнем подсохшие волосы и заплетают косу – уверенно, явно не впервые; руки, которые обнимают, гладят по плечам, по спине, опрокидывают на подушки…
И возмущённый голос Уиллоу: «Ну ни хрена себе, его только оставь на минуту! А ну свалил!»
Снилось Тине малиновое солнце на просвет и вечер на высоком речном берегу. Она пересыпала бусины из одной руки в другую и считала: раз – белый камешек, два – чёрный, три – белый…
Чёрные камни шли на ошейник. Внутри белых текла Река. …Бусина выпала из руки, покатилась, поскакала по берегу. Тина резко наклонилась, ловя её, – и сверзилась с кровати.
Уиллоу, наполовину одетая, замерла на одной ноге, пытаясь другую протиснуть в просохшие не до конца джинсовые бриджи. Глаза – виноватые, волосы стоят дыбом…
– Разбудила? – трагическим шёпотом спросила она.
Тина мотнула головой:
– Нет, я выспалась, похоже. Хорошо, что проснулась, надо на пробежку выбраться.
– О, круто! – так же тихо, но куда веселее откликнулась Уиллоу. – Тогда одолжи мне что-нибудь сухое, а? Надо газеты раскидать, а я проспала, домой за шмотками мотаться некогда, мне ещё велик забирать от Оливейры. Чёрт, ну седьмой час уже, меня ж прибьют на работе, а!
Она застонала и плюхнулась на ковёр, обнимая себя за коленки. Потом подумала – и повернулась на бок, видимо, для пущей трагичности. Сквозь щель между задёрнутыми шторами сочился блёклый солнечный свет – погода, похоже, стояла пасмурная. Побег в вазе на подоконнике пустил корни – целую паутину спутанных белёсых ниток. Пахло книгами, сырой землёй, миндалём от саше в тумбочке для белья, а ещё душноватой сладостью фиалок и ивовой горечью; последние два запаха были новыми, но отчего-то казались родными и очень-очень правильными.
– Так… – Тина моргнула пару раз, потом глубоко вдохнула, стимулируя мышление – не особо помогло. – Одежда, одежда… В моих вещах ты утонешь, разве что старые подойдут, из школьных времён, посмотри на чердаке, в зелёном сундуке, там ещё на крышке ножом череп нацарапан. Велосипед – можешь пока взять мой в пристройке за домом, она не заперта. Он вроде нормальный, только шины надо подкачать.
Уиллоу развернулась пружиной и восхищённо выдохнула, почти беззвучно:
– Ты гений и герой!
– Просто у меня дом, в котором слишком много вещей, – улыбнулась Тина невольно. – А почему ты шепчешь, кстати?
Девчонка молча кивнула на кресло у стены. Издали могло показаться, что там просто валяется ком из одеял и пледов. Но если посмотреть попристальнее, то незваного гостя выдавала пятка, торчащая из-под клетчатого флиса, а с определённого угла проглядывались нечёсаные патлы, белеющие между складками ткани.
– Дрыхнет, – свистящим шёпотом поделилась Уиллоу. – Вообще его не разбудишь, даже если по ведру половником колотить, но мало ли что. Он вчера, то есть сегодня, нас до рассвета сторожил и грустил, пусть хоть отоспится, бедняжечка.
– А ты откуда знаешь, что сторожил?
Она ткнула пальцем в ивовый побег на подоконнике, словно это всё объясняло, и на цыпочках выбралась из комнаты. Тина тоже встала, но слегка замешкалась, когда выходила.
Её, как на крючке, вело к креслу.
Кёнвальд спал, свернувшись по-кошачьи в клубок, с головой под одеялом – точнее, под двумя одеялами и как минимум одним пледом. От жары при этом явно не страдал, да и вообще неудобств не испытывал – дышал размеренно, легко. Хотелось что-то сделать – расправить складки ткани, запустить руку в светлые пряди, взъерошить, наклониться и поцеловать в висок… Это нисколько не было похоже на наваждение из сна, тяжёлое, чувственное, и на обычную тягу между ними наяву – нечто более нежное, глубокое, от чего щемило сердце.
– У меня такое странное чувство, – прошептала Тина, кончиками пальцев касаясь белёсых волос, невесомых, как горячий пепел. – Такое чувство, словно когда-нибудь я тебя обязательно потеряю.
Горло перехватило. Не медля больше, она достала свежую одежду из комода и вышла из комнаты, притворив за собой дверь. Размялась на лестнице, умылась, потолкалась среди кошек, распределяя еду, влезла в легинсы и толстовку, выскочила на улицу, под серое-серое низкое небо, – и лишь тогда почувствовала, что дышится легче.
Бег прочищал мозги.
Вниз, по улице Генерала Хьюстона, по мосту, мимо парка Ривер-Флойд – пока размеренная пульсация не вытеснила из головы стылую печаль, пока не стало жарко, а собственное тело не начало казаться безупречно отлаженным механизмом. Щиколотку, пострадавшую на свидании с Доу, слегка тянуло – миражное ощущение, не стоящее внимания. Река змеилась справа, за ивовыми зарослями, ещё черней и мертвее обычного; вдалеке за первым рядом домов кто-то пытался завести машину, видимо, старую – двигатель чихал и кашлял, но никак не запускался. Зябкие серые тучи оседали на город разреженным туманом. Один раз на параллельной улице, за палисадником, промелькнула Уиллоу на одолженном велосипеде, но звук разболтанного звонка увяз в сыром воздухе. «Доу набирает силу, – думала Тина, поднимаясь по холму. Раньше в конце пробежки мышцы наливались тяжестью, но сегодня усталости не было – только прилив энергии. – У него есть покровитель-колдун. Как ни крути, преимущество сейчас не на нашей стороне. Надо что-то делать…»
Что именно – никак не получалось придумать. Слишком многое зависело от Кёнвальда, а он упорно не желал открывать карты и делиться козырями.
«Надеется сам справиться, – пронеслось в голове. – Идиот».
Тина так глубоко ушла в свои мысли, что