Забери меня отсюда - Софья Валерьевна Ролдугина

«Проклятие».

Вот запретное слово и прозвучало; Тина похолодела внутренне.

– И какой же?

Он помедлил с ответом; сжал и разжал кулак, оглядел собственную ладонь, чудовищно обожжённую.

– Весьма простой. Убить того, кто наложил проклятие, – своими руками. Кузни издавна строили на окраине селения, а то и вовсе на отшибе. Причём из сугубо практических соображений: где молот с наковальней, меха и горн – там грохот, искры и дым. Деревянные перекрытия, соломенные крыши… Не туда ветер подует – и заполыхает вся округа. А народная молва упрямо твердила, что кузнецы через одного с нечистью то ли якшаются, то ли, наоборот, отгоняют её от добрых людей молотом и холодным железом, ну а приколдовывает и вовсе каждый первый.

Блэксмиты исключением не были. Говаривали про них всякое, а дом и кузня располагались поодаль от города, на другом берегу реки, чтоб случайно соседей не подпалить. Забавно, что именно в отношении этой семьи народные суеверия попали в точку: Джон Блэксмит водил дружбу с речным колдуном и сам был не дурак поворожить, например чтоб подкова не слетела с лошадиного копыта посреди долгого пути. Но, несмотря на слухи, соседи его любили, работы у него не переводилось, и в целом Блэксмиты процветали.

Так запомнил Кённа – сто пятьдесят лет назад.

С тех пор Лоундейл изрядно разросся, облепил реку с обеих сторон. Старая кузня и дом очутились посреди города, хотя и не в самом респектабельном районе – неподалёку от старой красильной фабрики. Во время войны фабрика сгорела вместе с половиной квартала, но родовое гнездовище Блэксмитов уцелело. Соломенную крышу, разумеется, давно заменила металлочерепица, да и сам дом перестраивали раза два точно. Однако наверху по-прежнему красовался старинный флюгер – склонённая ива из рыжей меди.

Сейчас, в два пополуночи, окна уже погасли – все, кроме одного на втором этаже. Синие шторы были задёрнуты; свет из-за них пробивался болезненный, зеленоватый. Из приоткрытых створок доносилось бормотание телевизора, пахло жареной курицей и чем-то сладковатым, смутно знакомым, вроде отсыревших обоев. Кёнвальд замер у окна ненадолго, а затем спланировал к крыльцу.

– Время позднее, но хозяева не спят, – оправдался он, хотя Тина и не просила никаких пояснений. – Можно, конечно, тайком заглянуть, но хочется поступить… по-человечески, что ли.

Она пожала плечами и комментарии оставила при себе.

«Ну да, конечно. А по-моему, ты просто боишься, что и здесь тоже опоздал, вот и оттягиваешь момент».

Однако у дверей вся нерешительность Кёнвальда куда-то подевалась, и кнопку звонка он надавил требовательно, даже нетерпеливо.

– А что ты им скажешь-то? – запоздало спохватилась Тина. – Уже глубокая ночь, люди отдыхают. Даже на доставку пиццы не сошлёшься.

Но взывать к голосу разума или хотя бы к совести тысячелетнего колдуна было бессмысленно по определению.

– Придумаю что-нибудь, – отмахнулся Кённа. – Встань за мной, если боишься… Нет, в любом случае встань.

Она послушалась; с каждой секундой эта затея нравилась ей всё меньше.

«Жаль, ружьё осталось на чердаке».

На первый звонок обитатели дома не отреагировали. После второго бормотание телевизора прервалось и загорелся свет на первом этаже. Кто-то по-стариковски прошаркал через холл и замер с той стороны двери; в почтовой щели появился подозрительный глаз.

Кёнвальд обворожительно и беспомощно улыбнулся.

– Простите, что беспокоим вас посреди ночи. Но у меня сломался мотоцикл, а тут ни одного бара поблизости, даже согреться негде. Моя девушка очень замёрзла. Вы не могли бы вызвать для нас такси? Если вам не сложно, сэр.

Он сейчас выглядел сущим мальчишкой – взъерошенным, в меру испуганным, каплю нахальным и просто безмерно обаятельным.

– А мобильника, что ли, нет?

Кёнвальд всё с тем же неподражаемым выражением лица вывернул собственные карманы:

– Дома остался. Мы хотели, ну, немного проветриться, до реки и назад… И вот. А свет только у вас горит, ну, мы и решили, то есть я решил… Прошу прощения за беспокойство.

Глаз в почтовой щели исчез, зато послышалось выразительное сопение.

– Дебилы малолетние… – Загремела цепочка, потом звякнула щеколда, и дверь приоткрылась. – Проходите. Телефон в холле.

Кёнвальд сложил руки, словно в благодарственной молитве, и наклонил голову. Тина проглотила смешок.

«Вот артист».

В доме было темновато – в общем, логично, на Тинин взгляд, посреди ночи-то. Старомодную вешалку на стене с вычурными крюками целиком занимала чёрная одежда – дутые куртки, спортивные толстовки, ветровки; сбоку притулилось одинокое серое классическое пальто, увенчанное шляпой с широкими полями, и оно явно покупалось на человека иной комплекции и роста. Внизу, на решётке для обуви и под ней, в беспорядке валялись кроссовки, сланцы, резиновые сапоги. С металлической ключницы в виде собачьей задницы с гордо задранным хвостом свисал поросячье-розовый фартук. В углу сушился раскрытый зонт, аляповатый, в красных и золотых цветах на фиолетовом фоне.

Навскидку казалось, что здесь живут по меньшей мере три человека – франт, любитель разухабисто-спортивного стиля и дама средних лет с полным отсутствием вкуса. Причём первый выходит гулять исключительно осенью и ранней весной, но босиком, а женщина дефилирует практически голышом – в фартуке и под зонтиком… В действительности же хозяин был, скорее всего, один – тот самый мужчина, который открыл дверь. Высокий, мосластый, с длинным лошадиным лицом и выразительными тёмными глазами; возраст его с ходу никак не определялся – такие люди одинаково выглядят в тридцать пять, и в сорок с хвостиком, и в пятьдесят.

Телефон и впрямь обнаружился в холле, на ажурном столике.

– Красивая подставка, сэр, – заискивающе улыбнулся Кённа и, отерев ботинки о коврик у двери, направился прямо к аппарату. – У деда такая же, ему на заказ делали, в кузне, прикиньте? Ой, а у вас телефон с кружочками… Как тут набирать?

Хозяин чертыхнулся и снова зашаркал тапочками по паркету.

– Дай сюда, я наберу. Ну да, эта штукенция тоже кованая, досталась вместе с домом. Может, тоже на заказ делали… Кстати, как тебя звать, пацан? – скосил он глаза на белоснежные патлы Кёнвальда.

Тот бросил овечий взгляд через плечо и без заминки соврал:

– Гест Уорлок, сэр. – И спросил в ответ, словно так и надо: – А вас, сэр?

Хозяин помедлил перед ответом, пожевал нижнюю губу, нахмурил брови, точно припоминая что-то… Затем проговорил немного механическим голосом:

– Джон Блэксмит. Да, Джон Блэксмит, – повторил он более уверенно. И быстро добавил: – Так какой номер? Точно