Лозоходец - Айлин Лин

– За что тебя? – толкнул меня в бок невысокий мужичок, семенящий маленькими ножками в своих кандалах.

– Пятьдесят восьмая.

– А пункт? – блеснул он глазами.

Этого я у Троицкого не спрашивал, наверное, стоило. Хотя… Какая разница. А в документах всё есть. Сами потом скажут.

– Не помню, – отбрехался я, – плохо было, почти в бессознанке.

– Бывает, – кивнул словоохотливый сосед, – меня Карпом зовут. Карп Ефремович, стал быть.

– Егор, – односложно ответил я ему.

– Ну, будем знакомы, – улыбнулся мужик.

Он был неплохо одет: цигейковая шуба, на голове треух, на ногах новые валенки, руки в толстых рукавицах. Дорога давалась ему тяжело, он то и дело снимал шапку, утирая пот с блестящей на солнце лысины. Круглые глазки стреляли по сторонам, не упуская и малейшей детали.

– Куда нас дальше, знаешь? – не выдержал я. Неопределённость изматывала.

– О, братец, ты и это промохал? – покачал Карп головой. – Погоди, добредём до Томска, там разберутся. Документики-то твои вон, – кивнул он в сторону, – у начальства, – сам-то откуда?

– Степной край, село Кривцово.

– Я тоже деревенский, – заулыбался Карп щербатым ртом, – Веденеевка зовётся. Хорошо там, – мечтательно поднял он глаза, – особливо весной, когда яблони цветут. У нас их знаешь сколько? Выходишь на крыльцо, а деревня точно пологом бело-розовым укутана, всё в цвету. И лес рядом, а оттуда запах летом духмяный грибами да травами. Эх, нескоро вернусь таперича.

Карп засмолк, поддавшись нахлынувшим воспоминаниям.

И у меня перед глазами неслась та короткая жизнь, что провёл я здесь. Золотые нивы, разбросанные средь лугов. Величавый лес, точно хлебосольный хозяин, кормивший каждого, кто к нему пришёл. Наш дом… Жена и дети…

Снова бросил взгляд на кандалы. Куда бы ни закинула меня судьба, хоть на край света. Клянусь вам, родные, я вернусь.

Глава 18

Ночевали мы возле небольшой деревушки. Чуть в стороне от неё располагалось зимовье для арестантов: холодные сараи, с засыпанным соломой земляным полом и несколько избушек для начальства и конвоиров. Солдаты споро растопили печурки в своих домиках, округу наполнил запах дымка, мы же, как могли, устроились в сарае.

Из деревушки пришли женщины с корзинами продуктов, у кого были деньги, могли купить себе на ужин свежего хлеба, творога, молока и даже солёного или копчёного сала. Только таких счастливчиков набралось едва ли с десяток человек.

На ужин нам принесли горячий суп, жидкий, почти безвкусный, но он согрел наши вконец промёрзшие тела. Мы заели его хлебом и, как могли, улеглись спать.

Побудка началась, едва солнце показалось из-за горизонта, окрашивая снега в нежные тона розового и золотого. Хлеб, остывшая баланда. И то радость. Топать на голодный желудок весь день несладко.

В колонне ко мне пристроился вчерашний знакомый, Карп.

– Как оно? – подмигнул он мне.

– То же, что и у всех, – пожал я плечами.

– Ещё четыре дня нам топать, – вздохнул сосед, – больше семнадцати вёрст за день не пройдём, а до Томска, почитай, семьдесят с гаком отмахать надо.

Шедшие позади и впереди меня больше напоминали зомби, чем живых людей. Обмороженные лица, кто-то с головой закутывался платками, сверху натягивая шапку. Между собой почти не разговаривали, мерно шагая до следующей стоянки. Казалось, мороз выстужает не только тела, но и все чувства, всё то человеческое, что есть в душе. По дороге умер ребёнок, конвойный, отобрав его у матери, просто выбросил тело в сугроб, за обочину. Женщина с тоской посмотрела туда и, опустив голову, пошла дальше, не проронив ни слезинки.

– Вот же как бывает, – сказал Карп, проследив за ней, – родишь детей себе на радость, надеешься наследников воспитать, а его раз и в сугроб. Даже похоронить по-людски не дают. До чего мы дожили, – с тоской заметил он, – разве ж заслужили доли своей. Ладно, – махнул головой Карп в начало колонны, – там убивцы, а мы. Жили на земле, пахали, урожай ростили. И всё одно, виноваты оказались.

– Ты-то без семьи? – удивился я. – Стало быть, не раскулачили тебя?

– Раскулачили, – криво усмехнулся он, – успел своих к брату отправить, тот укроет, в обиду не даст. Там, глядишь, и документы им новые справит, скот весь я тоже к нему увёл.

– Как успел? Ведь не предупреждают, когда приедут за кем-то.

– То-то и оно, – криво улыбнулся Карп, – свезло нам в этом. Приехали, значится, агитаторы к нам, рассказывали про колхозы. А мне на кой их колхоз, отдать всю животину, что своими руками ростил. Землю свою отдать, её ещё мой отец пахал, а теперича всё в колхоз. На ту сходку я и не пошёл, да дочка моя меньшая с дружком своим, сынком соседским, побежала. Любопытно ей было. А там, значится, покумекали приезжие и деревенские и решили меня кулаком назначить. Так, пока они лясы точили, моя Маруська, значится, домой прибегла, всё рассказала. Видали мы ужо, как раскулачивают лихо. Всё отымут, что в избе есть, да и хаты на оставят. За час собралась жинка моя с дочками, трое их у нас. Из дома забирать ничего не стали. Старика-отца и матушку с ними отправил. Скот вывели, оставили козу ледащую, да корову старую. И отослал их к брату, что за два дён пути от нас живёт. Только и успели. На следующий день поналетели стервятники, всё пытали, куда скот дел, морду разбили в кровь. А токмо ничего им не сказал, ответил, что жена гостить уехала. Было подались за ней, да возвернулись потом. Свезло нам, ой свезло.

– Думаешь, у брата до них не доберутся?

– Спрячет, найдёт куда. Хоть на заимку в лесу. Есть у них одна, для охотников поставили. А скот продаст и ладно всё будет.

– Тогда и правда повезло, – согласился я.

К нашему разговору прислушивался высокий мужик, тощий, как жердь, с длинным подвижным носом, что, казалось, жил своей жизнью. Он шёл первым в связке из четверых прикованных. Стало быть, жена его с детьми чуть дальше топают.

– Эх, кабы нам твоё везение, – вздохнул он грустно.

– А с вами как? – оживился Карп.

– Не ведали, что такая напасть приключится. Небогатые мы. Коровка одна, пяток овечек, да землица. Со старшим сыном, – он указал на паренька, такого же худого, как сам, – пахали, сеяли. Лён у нас был. Жинка с дочками потом вычёсывали да пряли. Приехали за нами ночью, выгнали на мороз в одном исподнем. Сынок у нас только народился… И его не дали запеленать в шаль. Стояли до утра, пока дом наш грабили. Всё вытащили и