Судьба бастарда - Евгений Владимирович Панов
Деревья вдоль центральной улицы, покрытые каплями дождя, выглядели как плачущие стражи, склонившие свои кроны перед тем, кто ушёл. Где-то вдалеке, среди звуков траурного марша, раздался слабый плач ребенка – и этот звук разрезал тишину, как нож.
Император остановился у центрального собора, куда внесли гроб, чтобы совершить последнюю молитву и упокоить в семейном склепе Вайсбергов. Его величество на мгновение закрыл глаза, словно пытаясь удержать в себе всю ту боль, что разрывала его сердце.
– Мы потеряли не просто офицера, – произнёс он, обращаясь к собравшимся. Его голос, хотя и негромкий, разносился по площади. – Мы потеряли человека, который своей жизнью доказал, что такое честь, что такое верность. С самого юного возраста он честно служил империи. Это был гениальный композитор, изобретатель и храбрый офицер. Мы будем помнить о нём всегда!
Кто-то не выдержал и громко всхлипнул, женщины прижимали платки к лицам, мужчины стояли с каменными лицами, но глаза их блестели от слёз.
Чёрт! Как же больно! Боль прожигала все моё существо, будто тысячи раскалённых игл впивались в самую суть моей души. В прошлый раз, когда я умер, все было иначе. Быстрее, тише, словно уходил во сне. А сейчас… эта боль, пронизывающая все вокруг.
И всё же я знал: я умер. Без сомнений. Мой дух парил среди мутно-серой хмари, вязкой и тяжёлой, как густой туман, освещаемой редкими далёкими вспышками, словно молнии где-то за горизонтом. Никаких форм, никакого движения, только бесконечное, неосязаемое НИЧТО.
«Я снова здесь, – подумал я. – Интересно, это конец? Или судьба опять сыграет со мной свою игру?» В глубине души я хотел верить, что это ещё не финал. Нет, с тем, что я умер, я в общем-то смирился. Как говорится, с кем не бывает. Но пожить ещё было бы неплохо. Очень даже неплохо. Пусть даже ради ещё одного дня, одного мгновения, в котором можно чувствовать, любить, мечтать.
Время здесь текло странно. Или вовсе не текло. Мгновение растягивалось до бесконечности, а вечность могла обернуться лишь секундой. Я не знал, как долго висел здесь, в этой пустоте, лишённой звуков, запахов, ощущений. Только я и эта бескрайняя серая мгла.
И вдруг… Я почувствовал, как всё меняется. Тело, которого уже не было, как будто снова стало мне принадлежать, но только на мгновение, словно воспоминание о нём. А потом – ужас. Я начал распадаться. Моя личность, мои мысли, воспоминания, то, что делало меня собой, – всё это таяло, растворялось, словно льдинка под безжалостным солнцем.
«Нет! Чёрт возьми, нет! Не так!»
Я метался, хотя не имел тела, я кричал, хотя не было голоса. Меня разрывало на части. Паника, отчаяние, страх – всё смешалось, захлестнуло меня, погружая в бездну ужаса. Я не мог исчезнуть, не мог позволить себе раствориться в этом сером забвении.
И вдруг я почувствовал это. Нечто новое. Призрачный зов, едва уловимый, как слабый ветерок в душной комнате. Оно тянуло меня, манило, дарило проблеск надежды.
Я сосредоточился. Впервые за всё это время я почувствовал, что могу управлять хоть чем-то. Вдалеке, в бесконечной дали, мелькнула искорка света. Крохотная, почти неуловимая, она мерцала, как звезда на ночном небосклоне.
«Туда!» – подумал я. Всем своим существом я потянулся к этой искорке.
Путь был долгим. Бесконечно долгим. С каждой секундой я чувствовал, как силы покидают меня. Но я не мог остановиться. Это была моя единственная надежда.
Искорка становилась ярче, больше, превратилась в звёздочку, затем – в пылающий свет. С каждым мгновением она увеличивалась, заполняя собой всё пространство. И вот передо мной появилось огненное кольцо. Ослепительно яркое, пульсирующее, оно словно жило своей жизнью. Это кольцо я уже видел однажды. Моё спасение, мой шанс.
«Жить! Ради чего угодно. Ради шанса почувствовать тепло. Ради ещё одного взгляда на тех, кто дорог. Ради борьбы. Просто ради того, чтобы быть».
Не раздумывая, я бросился в это кольцо, словно отчаянный пловец, рвущийся к берегу через бушующий океан. Свет окутал меня, горячий, обжигающий, но живой. И вдруг тьма исчезла.
В провинциальном военном госпитале, затерянном на бескрайних просторах империи, царила зловещая тишина. Скромное кирпичное здание, со старыми оконными рамами, доживало свои дни, служа последним пристанищем для тех, кого война не смогла убить на месте, но забирала медленно, в муках и боли.
В одной из палат для тяжелораненых, где едва пробивался свет через занавешенные простынями окна, стояли четыре койки. Все они были заняты теми, кто едва цеплялся за жизнь. Воздух пропитался запахом лекарств, сырости и чего-то металлического – крови и железа. Единственная электрическая лампа тускло освещала комнату, отбрасывая дрожащие тени на стены.
На крайней койке лежал молодой поручик. Лицо его, некогда, возможно, красивое и юное, теперь было обескровлено и побледнело до серого. Он лежал неподвижно, лишь изредка его грудь слабо поднималась, словно неуверенно, в последний раз пытаясь вдохнуть жизнь.
Пожилой врач, невысокий, сгорбленный человек с грубыми натруженными руками и усталыми глазами, стоял рядом. Его некогда белый халат давно потерял свежесть, а седые волосы были небрежно спрятаны под мятую шапочку. Он сжал губы, глядя на поручика. Он уже давно привык к смертям. К ним в госпиталь свозили тех, у кого не было никаких шансов на жизнь. Впрочем, изредка и им удавалось вытащить кого-то из раненых из лап смерти, но это случалось крайне редко и было настоящим чудом.
– Неужели ничего нельзя сделать, доктор? – спросила медсестра, стоявшая позади. Она была молода, с уставшими, но ещё не потухшими глазами.
– Мы сделали всё, что могли, – устало ответил он, слегка покачав головой. – Контузия тяжёлая, внутренние повреждения… Чудо, что он прожил столько.
Молодой человек на койке вдруг вздохнул – длинно, прерывисто. Врач наклонился ближе, стараясь уловить малейший признак жизни, но глаза поручика остались закрыты. Грудь больше не поднималась.
Доктор тихо выпрямился. Его лицо стало ещё мрачнее.
– Всё, – коротко произнёс он, кивнув санитарам. – Накройте.
Санитары, привыкшие к подобным сценам, медленно подняли белую простыню, аккуратно укрывая тело.
– Совсем ещё мальчишка, – горестно пробормотал врач, снимая свои очки и протирая их тканью. В его голосе слышались боль и усталость человека, который слишком часто видел смерть.
Он собирался покинуть палату, но что-то удержало его на месте. В этот момент из-под простыни раздался едва различимый, хриплый звук – стон.
Доктор резко повернулся.
– Что за?!. – Его голос прозвучал громче, чем он ожидал.
Санитары остановились как вкопанные, а медсестра ахнула, поднеся руки ко рту.
