Судьба бастарда - Евгений Владимирович Панов
Народ нескончаемым потоком двигался мимо, склоняя головы, сдерживая слёзы. Мужчины и женщины, солдаты и офицеры, простые работники и учёные – все они знали, что ушёл не просто герой войны, а человек, который был настоящим символом чести, стойкости и веры. Каждое лицо выражало боль и скорбь, а каждая рука оставляла цветы и молитвы, как последнее прощание.
Император, облачённый в мундир с чёрной повязкой на рукаве, стоял у гроба, склонив голову, как и многие другие. Он был здесь – в этом зале, среди простых людей, рядом с теми, кто уже так много потерял. Лишь избранные могли видеть, как едва заметная слеза скатилась по щеке монарха, ведь он также был глубоко поражён этой утратой. Полковник был сыном его друга и так же, как и отец, без раздумий отдал свою жизнь, закрыв его собой от верной смерти. Император встал в почётный караул рядом с гробом, соблюдая минуту молчания, как и вся страна. Это не был простой жест – это было выражение глубокой благодарности и уважения.
Мама Вайсберга, леди Адель, сидевшая в первом ряду рядом с Лизой и Софи, плакала молча, не в силах сдерживать слёзы. Её плечи дрожали, когда она прижимала платок к глазам, постоянно поглядывая на гроб с надеждой, что он откроется, что сын снова вернётся. Её тихие всхлипы и беззвучные слова молебна напоминали всем, что за каждым героем стоит живая человеческая душа, настоящая семья, которая потеряла родного человека.
– Он не мог уйти… он не мог нас оставить, – шептала Лиза, крепко взявшись за руку Софи, но голос её едва слышался. Она просто не могла поверить, что её младшего брата, всегда весёлого и жизнерадостного, больше нет.
– Какой же он был молодой… – шептала одна пожилая женщина, протягивая цветы. – Ему бы жить ещё и жить…
Вдруг кто-то из военных, стоявших возле гроба, подал команду. Люди застыли в ожидании. Началась церемония прощания. Плакали мужчины, женщины и даже дети. Толпа затихла, вслушиваясь в звуки труб, мелодию траурного марша, которая разлилась по залу, как последний аккорд скорби. В этот момент казалось, что каждое движение, каждый взгляд, каждая слеза несли в себе частичку того света, который забрал с собой полковник.
Император вновь поднял голову, всё-таки вытерев глаза платком, но лишь те, кто стоял рядом, могли заметить его слёзы. Это был настоящий знак того, что даже власть, даже император огромного государства может испытывать простые человеческие чувства.
Тот день стал днём прощания с легендой, но он также стал началом новой миссии – благотворительного «Фонда Вайсбергов», которому полковник посвятил свои последние дни. И теперь все знали, что дела этого фонда помогут многим и спасут тысячи жизней.
Леди Адель, мать героя, стояла у гроба своего сына, словно воплощение скорби и утраты. Её лицо было осунувшимся и бледным, а глаза, покрасневшие от слёз, казалось, утратили всякую надежду на свет. Чёрное траурное платье подчёркивало глубину боли, которая охватила эту женщину. Она едва держалась на ногах, и лишь пожилой гвардейский фельдфебель Алан Стронг, стоявший рядом, поддерживал ее, осторожно держа за локоть.
Его седая голова была склонена, а грубые, потрескавшиеся пальцы крепко сжимали руку леди Адель, словно пытаясь удержать её от падения в пропасть горя. Алан знал боль войны, он видел много смертей, но никогда – такого отчаяния.
– Ты снова умер, мой мальчик… – шептала Адель, едва слышно, но с такой сердечной мукой, что люди вокруг непроизвольно вздрагивали. – Ты снова оставил меня…
Эти слова она повторяла раз за разом, словно обращаясь не к своему сыну, а к самой судьбе, которая снова и снова разрывала её сердце. Её шёпот был наполнен такой тоской, что казалось, он раздавался эхом в каждом углу зала. Никто не понимал, что она имела в виду, но все чувствовали – это не просто слова. Это крик души, которая больше не могла выдерживать бремя утрат.
– Адель… – осторожно проговорил Алан, склонив голову чуть ближе, его голос дрожал от сострадания. – Он… он не мог поступить иначе. Он спас императора, страну… он стал легендой.
– Легендой? – тихо ответила она, не отрывая глаз от гроба. – А кто вернёт мне сына, Алан? Кто вернёт мне моего мальчика?
Фельдфебель сжал её руку крепче, не найдя слов утешения. В его глазах тоже блеснули слёзы, но он молчал. Что можно сказать матери, потерявшей сына?
Адель сделала шаг ближе к гробу, словно хотела прикоснуться к лицу своего ребенка, но остановилась, боясь нарушить вечный покой. Её губы снова зашевелились, шепча всё те же понятные лишь ей одной слова: «Ты снова умер, мой мальчик. Ты снова оставил меня…»
Люди, стоявшие в зале, отворачивались, утирая глаза. Даже самые суровые мужчины, ветераны боев, не могли сдержать слёз. Они понимали: эта потеря – не просто потеря для семьи. Это утрата для всей страны. Но для Адель это был её ребенок, её мир, который рухнул.
В какой-то момент она приложила руку к груди, будто пытаясь унять боль, разливавшуюся по всему телу. Алан, заметив это, сразу обнял её за плечи, поддерживая:
– Вы дали миру великого человека, леди Адель. Это подвиг, который запомнят навсегда.
Но она лишь покачала головой, всё так же смотря на неподвижное лицо своего сына, и снова прошептала:
– Пусть мир помнит… а мне некого больше любить…
Леди Софи дель Вайсберг, супруга полковника, стояла неподвижно, словно мраморная статуя, потерявшая тепло жизни. Её глаза, широко раскрытые, смотрели куда-то вдаль, но ничего не видели. Словно взгляд её души, выбитой из тела горем, устремился туда, куда ушёл тот, кого она любила больше жизни. Её хрупкие плечи дрожали, хотя она держалась из последних сил, не позволяя себе упасть. Белое как снег лицо, лишённое кровинки, будто застыло в состоянии шока и бесконечной боли.
Рядом с ней стояла Лиза, её золовка, которая одной рукой придерживала Софи за локоть, а другой вытирала бегущие по щекам слёзы. Лиза то и дело наклонялась к Софи, шепча слова утешения, но её голос тонул в бездонной пустоте, в которой пребывала молодая вдова.
– Софи, прошу тебя… держись… – голос Лизы срывался на шёпот, но она продолжала, будто сама боялась, что её слова потеряются в воздухе. – Он верил в тебя… ты должна быть сильной
