Судьба бастарда - Евгений Владимирович Панов
Но лицо Софи оставалось неизменным. Она едва заметно кивнула головой, когда к ней подошёл император, чтобы выразить свои соболезнования. Его величество, человек, чьё присутствие всегда внушало уважение и страх, выглядел растерянным перед лицом такой невыразимой утраты. Он слегка склонился перед Софи, бережно взял её холодную руку и сказал:
– Леди дель Вайсберг, ваш муж был величайшим человеком, которого я знал. Его мужество спасло не только мою жизнь, но и жизнь всей империи. Я скорблю вместе с вами.
Софи лишь кивнула, словно механическая кукла, безжизненно, почти незаметно. Она не произнесла ни слова. Весь зал замер, наблюдая за этой сценой, и слышался лишь шум шагов и приглушённые рыдания из толпы.
Она продолжала стоять, и лишь когда к гробу подошли гвардейцы, чтобы поднять его на орудийный лафет, её ледяная маска слегка дрогнула. Она сделала шаг вперёд, будто хотела остановить их, удержать гроб, вернуть мужа. Но Лиза тут же обняла её, крепко прижав к себе, чтобы не дать ей рухнуть.
– Нет… – прошептала Софи так тихо, что слова могли расслышать только Лиза. – Нет… это не может быть правдой… он обещал вернуться… он обещал…
– Он с тобой, Софи, всегда… в твоём сердце… в наших сердцах и нашей памяти, – прошептала Лиза, утирая свои слёзы и сдерживая рыдания.
Когда гроб подняли, Софи не выдержала. Её ноги подкосились, и если бы не Лиза и стоящий рядом гвардеец, она бы упала на холодный мрамор пола.
Зал замер, когда гвардейцы медленно несли гроб к орудийному лафету. Шаг за шагом, под звуки траурного марша, они двигались вперёд, неся на своих плечах человека, чьё имя отныне будет жить в веках.
Император, стоя в центре, приложил руку к сердцу, следуя взглядом за процессией. Его лицо, обычно непроницаемое, теперь выражало неподдельную скорбь.
Когда лафет покинул зал, по нему словно прокатилась волна молчания. Люди стояли в тишине, а затем кто-то из толпы выкрикнул:
– Слава полковнику Вайсбергу!
Этот крик подхватили десятки голосов.
– Слава!!!
И, как будто эхом, эти слова разнеслись по городу, где тысячи людей стояли вдоль траурного пути, провожая своего героя в последний путь.
– Подождите! – внезапно раздался голос маркизы, прерывая тяжёлое молчание. – Отойдите все. Дайте мне минуту проститься с ним!
Её слова, полные боли, прозвучали так властно и отчаянно, что никто не посмел ослушаться. Гвардейцы, распорядитель церемонии и остальные присутствующие почтительно отступили, оставив леди Софи наедине с покойным.
Она сделала шаг вперёд, медленно, словно её ноги едва слушались, и остановилась перед гробом. Её руки дрожали, когда она коснулась холодной древесины. Несколько долгих мгновений она стояла так, словно собиралась с духом, а затем склонилась над телом мужа.
Её тонкие пальцы дрогнули, когда она нежно провела ладонью по его холодной щеке.
– Ты все такой же красивый, милый… – прошептала она, и её голос дрожал, срываясь на рыдания. – Но почему ты так холоден? Ты всегда был тёплым… всегда.
Слёзы катились по её лицу, падая на парадный мундир полковника, украшая его тёмными каплями. Она не могла остановить их, да и не пыталась. Это были слёзы, которые прожигали сердце, но одновременно приносили хоть немного облегчения.
Софи медленно сняла с пальца своё обручальное кольцо, то самое, что когда-то подарил ей он, стоя перед ней, полный жизни, любви и надежд на будущее. Она прижала кольцо к губам, словно прощалась с частичкой их счастья, и бережно вложила его под руку мужа.
– Моё сердце навеки с тобой, любимый, – произнесла она, и её голос был полон любви, отчаяния и безграничной преданности.
Затем она наклонилась и нежно коснулась губами его губ – тех самых, которые раньше дарили ей тепло, ласку и уверенность. Но теперь они были холодны, как мрамор.
Этот последний поцелуй разорвал ту невидимую стену, что удерживала её эмоции. Софи громко зарыдала, рухнув на грудь мужа. Её плечи содрогались от рыданий, которые невозможно было сдержать.
– Почему… почему ты оставил меня? – кричала она сквозь слёзы, уткнувшись лицом в его грудь. – Как мне жить без тебя?
Её крик, полный горя, эхом отозвался в сердцах всех присутствующих. Люди, стоявшие неподалёку, не могли сдержать слёз, глядя на эту сцену. Даже самые стойкие из мужчин отворачивались, чтобы не выдать своего состояния.
Император, наблюдая за этим, тихо сказал стоящему рядом распорядителю:
– Пусть она простится. Никто не вправе отнять у нее этот момент.
Софи продолжала рыдать, повторяя, словно молитву:
– Ты был всем для меня… всем… Я буду любить тебя вечно… слышишь? Вечно…
Она оставалась там ещё несколько долгих минут, пока её не обняла Лиза, аккуратно поднимая с колен.
– Софи, хватит… ради Полины… ради его памяти… – прошептала она, с трудом сдерживая собственные слёзы.
Но в глазах Софи отражалась только бездна утраты, и эта боль, казалось, навсегда останется с ней.
Гроб с телом полковника Вайсберга, накрытый имперским флагом, медленно везли через всю столицу. Катафалк, окружённый почётным караулом гвардии, двигался под звуки траурного марша, который эхом разливался по улицам. Гулкие аккорды, казалось, проникали прямо в души людей, разрывая их сердце на части.
Серое небо нависло над городом, как тяжёлое одеяло скорби. Казалось, что даже солнце, обычно гордо сияющее над столицей, решило скрыться, уступив место густым облакам, из которых временами срывался мелкий, пронизывающий дождь. Каждая капля, падая на мостовую, словно повторяла: «Он ушел… он ушёл навсегда».
Мостовые, вымощенные тёмным камнем, блестели от влаги, а листья на деревьях, ещё недавно такие зелёные и живые, казались потускневшими. Город словно затих, прислушиваясь к шагам тех, кто шёл за гробом.
Император, несмотря на свой солидный возраст, шёл пешком весь путь, неся свою утрату с непокрытой головой. Чёрная траурная лента на его рукаве, развеваясь на ветру, добавляла этой процессии ещё больше трагизма. Его величество шагал с прямой спиной, но каждый его шаг был наполнен тяжестью, которую трудно было не заметить. Это была не просто траурная процессия – это был последний путь героя, чья жизнь была отдана за своего монарха и свою страну.
Толпы людей заполнили улицы. Никто не кричал, никто не разговаривал громко – столица словно затаила дыхание. Люди стояли, укрываясь зонтами от дождя, или, как император, не обращая внимания на холодную влагу, смотрели, как проезжает артиллерийский лафет с установленным на нём гробом. Женщины прикрывали лица платками, мужчины низко склоняли головы. Даже дети, обычно такие шумные, стояли молча, чувствуя что-то огромное и непоправимое.
На главной площади, где обычно кипела жизнь, царила гнетущая тишина. Окна домов были украшены чёрными лентами,
