Истина лисицы - Юлия Июльская
– Это имеет смысл, – согласился кицунэ. – Мы не ходим, потому что основа нашего учения – довольствоваться тем, что имеем.
– И не желать большего?
– Не желать.
– А кто составлял эти правила?
– Как кто? Первый дайси, девятихвостый Нобухидэ, он принёс их всем кицунэ от самой богини…
– Принёс? То есть он с ней встречался?
– Конечно.
– И как так вышло, что дайси оказался у богини? Он пришёл к ней, пожелав прийти и получить ответы?
Ёширо-сан улыбнулся:
– Я вижу, к чему вы клоните. Нет, он не пожелал. Богиня явилась к нему и передала знания, передала правила…
– Это было сразу после появления кицунэ? Откуда же тогда был дайси с девятью хвостами?
– Вы задаёте очень много вопросов, Киоко-хэика.
– Прошу прощения. Если мой интерес неуместен, я немедленно перестану вам докучать.
– Мне знакомо это любопытство – любопытство юного неокрепшего ума, не избравшего свой путь. Чему верить, куда смотреть? Отчего есть кицунэ и ногицунэ, почему и зачем кому-то хочется отвернуться от богов? Как устроен мир и где в нём моё место? Бесчисленные вопросы, что терзают тех, в ком нет веры. Только никак не пойму, отчего её нет в вас – той, что носит в Сердце ками своего бога?
– Почему же вы считаете, что во мне нет веры? Я лишь задаю вопросы об устройстве вашей религии.
– О нет, Киоко-хэика, вы задаёте вопросы так, словно ищете слабые места. Когда в ком-то есть живой интерес, он ищет, за что бы зацепиться, ищет, что его вдохновит, что понравится. Вы же ищете, где ещё смести налёт преданий, в каком месте можно найти прореху. В этом нет веры, в этом интерес учёных умов.
– Учёных?
– Хранителей, изобретателей, сэнсэев. Тех, кто целую вечность для всего будет искать причины и объяснения и ничего не примет как данность.
– Полагаете, это справедливо по отношению ко мне? Ёширо-сан, вы ведь помните, что я иду за помощью к богине, правда? Что это, если не вера?
– Расчёт, – пожал он плечами. – Вера заключалась бы в молитве и просьбе о послании решения. Ни в ком из верующих не зародится мысль отправиться к богине и искать встречи с ней.
– Может, так не сделают кицунэ, – согласилась Киоко. – Но вы плохо знаете историю Шинджу, Ёширо-сан. – Настал её черёд улыбаться. – Сердце дракона во мне лишь потому, что однажды император не убоялся и спустился на дно Драконьего моря в Рюгу-Дзё, отправился на поиски Ватацуми и лично попросил у того помощи.
– Так это черта всего рода Миямото? – Его глаза излучали неподдельный интерес.
– Похоже на то, – довольно ответила Киоко. Она редко чувствовала себя настоящей Миямото, редко ощущала эту связь с родом, связь со всеми предшественниками и предыдущими императорами. Ёширо-сан напомнил ей, что, хотя она и упустила трон, хотя не уберегла народ, сила всё ещё связывает её с предками. С теми из них, на кого легло бремя нести это Сердце в себе.
– Значит, в народе Шинджу куда больше решимости, чем веры, в отличие от народа Шику, – улыбнулся он. – Это не плохо. Мы различны, как и наши боги.
– Как и наши боги. Думаете, останься я в монастыре, чтобы молиться Инари днями и ночами, шансов было бы больше? Такое почитание она любит?
– Думаю, никто из кицунэ ещё не получил помощи в чём-либо, что касается разрушения, а не созидания.
– Наша цель, Ёширо-сан, – созидание мира, – резко ответила она. Гораздо резче, чем хотела.
– Какой ценой, Киоко-хэика?
– Какой придётся.
Она повторяла это себе всё чаще. Не проходило и дня, чтобы она не думала о грядущем, не готовила себя к потерям. Вынужденным и неизбежным. Она сумеет с этим справиться. Должна суметь.
– Созо, – внезапно ахнул Ёширо, и Киоко подняла взгляд, до того упиравшийся в землю.
Река расширилась в устье и разлилась в озеро. Не такое большое, как Кокоро, – вот и другой берег видно, высится горой, с которой рушился вниз тот самый водопад, скрывающий обитель Инари.
Воздух здесь пах свежестью, и, несмотря на время смерти, Киоко явственно ощущала аромат цветов, словно цвели акации и лотосы распускались в воде. Пространство будто излучало тепло, хотя кожи всё ещё касался холод. Её ками словно обняли, укутали и приласкали. Так было, когда она касалась ки отца. Эта любовь, отдающая, принимающая тебя, согревающая…
Киоко быстро сморгнула подступающие слёзы и вдохнула поглубже. Будет сложно объяснить Ёширо-сану, отчего вдруг она расчувствовалась, глядя на пусть и прекрасный, но всё ещё спящий, оголённый сад.
– Говорят, когда холодный месяц сменяет последний, время здесь застывает, Созо подёргивается коркой льда и водопад уже не укрывает вход в чертоги богини.
Киоко смотрела на голые ветви ив и акаций, растущих вдоль берега, и представляла, каково здесь, когда всё расцветает. Увидит ли она? Успеет ли застать пробуждение мира в этом дивном, пока ещё спящем саду?
– Как это выглядит? – спросила она. – Лёд, о котором вы говорите. Какой он?
– У вас не бывает льда? – удивился Ёширо-сан.
– Похоже, что нет.
– Он как стекло, но созданное самой природой из одной лишь воды.
– Я думала, замёрзшая вода – это снег, – задумчиво произнесла Киоко. Сколько ещё она не знает об этом мире? Сколько всего недоступно жителям Шинджу, и правильно ли, что они не покидают свой остров, даже не имеют такой возможности? Не зря ли так долго они прятались от Большой земли, от всего большого мира?
– Лёд образуется там, где воды много. Озеро и дождь – та же вода, но мы ведь не назовём их одинаково. Лёд выглядит иначе – стеклянная скользкая корка, что истекает слезами, стоит её коснуться. Но, – Ёширо-сан взглянул на неё с лёгкой грустью, – грядёт время роста. Если хотите увидеть лёд, придётся ждать следующего года. – Он покосился на Киоко: – Как знать, может, вы здесь не в последний раз.
– Как знать, – согласилась она.
– Нам нужно пройти к озеру, – сказал Ёширо-сан. – Видите там, справа, тории?
Киоко проследила за взглядом кицунэ и заметила краснеющую аллею из десяти ворот, что вела вдоль правого берега к самому водопаду.
– Мне кажется или там кто-то сидит? – тихо спросила она, вглядываясь сквозь ветви деревьев.
Ёширо-сан так не присматривался. Бросил быстрый взгляд и кивнул:
– Стражник. Надо же, на первых же вратах. Нам говорили, они сидят по обе стороны водопада и сторожат каждый вход.
– А слева тоже есть вход?
– Не знаю. Если помните, я здесь впервые, как и вы, – он говорил почти шёпотом, и в голосе его сквозило замешательство.
– Не будем
