Истина лисицы - Юлия Июльская
– О, восхитительная. Честно говоря, лучшее, что мне доводилось есть. Очень интересно, какой она будет на вкус, если я обращусь обратно…
– Ты по-разному чувствуешь вкусы? – в голосе Чо послышалось восхищение. Наверное, только послышалось…
Норико кивнула.
– Как вы? – спросила подошедшая Киоко.
– Готовы к походу, – Хотэку похлопал по набитым сумкам.
– Уже пойдёте?
– А ты хочешь, чтобы я задер-р-ржалась? – Норико положила ей голову на плечо и боднула.
Только бы с этой девочкой ничего не стряслось в пути.
– Мы ведь и сами через несколько дней уходим, так что не стоит. Хотэку-сэмпай, надеюсь, вы отыщете то, что желаете там найти.
– Благодарю, госпожа, – он поклонился. – Тогда пойдём? – Это было обращено уже к Норико.
– Зайдём только к монастырю. Ёширо скоро должен освободиться, хочу сказать ему пару слов.
– Норико, пожалуйста, будь с ним мягкосердечна, – попросила Киоко. – Он оказал нам большую честь, его помощь неоценима.
– Пара слов, обещаю, – отмахнулась она и, поколебавшись несколько мгновений, всё же обняла Киоко. – Будь осторожна.
– И ты, Норико, – Киоко обняла её крепче. – Если умрёшь, я тоже умру, понятно?
Глаза предательски намокли. Да уж, это маленькое путешествие в Шинджу сделало её немыслимо чувствительной.
– Не умрёшь, тебе ещё империю спасать, – просипела Норико.
– Вот и не спасу, будет на твоей совести, – всхлипнула в ответ Киоко.
– У меня нет совести.
– Зато сердце есть.
Они замолчали. Норико изо всех сил сдерживала слёзы. А Киоко даже не пыталась, уже вовсю рыдая в её волосы, что сильно осложняло дело.
Сглотнув ком в горле, Норико тихо призналась:
– Я буду скучать.
– И я, – выдавила сквозь слёзы Киоко.
– Киоко, прошу, я сейчас тоже заплачу, – всхлипнула Норико. – Ты меня позоришь.
Та усмехнулась и отпустила ей. Норико рукавом утёрла её мокрое лицо и покачала головой:
– Императрица, как же так?
– Правда, будь осторожна, Норико.
– Я постараюсь. – И она правда решила постараться. Бакэнэко не боятся смерти. Но теперь она боялась оставлять эту девочку, к которой когда-то отправилась за Драконье море.
Киоко улыбнулась сквозь слёзы, и Норико улыбнулась в ответ:
– Скоро встретимся. Даже заметить не успеешь, как время пройдёт.
– Замечу, – возразила Киоко. – Каждый миг замечу. Но ничего. Я уже научилась ждать.
И разойдутся пути
Дзюби-дзи был куда больше, чем Иоши показалось при первом посещении монастыря. Его территория была огромна, и каждый павильон поражал своими размерами. Наверное, вся его площадь могла бы легко сравниться с дворцом в Иноси, а ведь это даже не самый большой монастырь в Шику, если верить Ёширо.
– Сначала вы побеседуете с господином Хадзиме, – говорил кицунэ, пока вёл его мимо сада камней. – Он очень доброжелательный осё, не переживайте.
– Я не переживаю.
– Хорошо, а то я переживаю.
Иоши посмотрел на своего провожатого – тот действительно тревожился и нервно теребил складки своей одежды.
– Почему?
– А?
– Почему переживаете?
– Обычно у нас рады принять новых желающих стать сёкэ, благое дело. Но вы чужеземец, поэтому могут возникнуть некоторые… сложности.
– Почему вы так не любите людей? – спросил Иоши. Его с самого начала заботил этот вопрос. Хотя он не заметил слишком явной неприязни – на рынке их опасались, и лишь немногие обслуживали Киоко с той же охотой, что и прочих покупателей. – Я понимаю, сейчас на острове не лучшие времена, но о трудностях в Шинджу здесь не особенно известно.
– Это длится со времён войны, – пояснил Ёширо. – Но вы не переживайте, принципы нашей веры строятся на любви, а ненасилие – основной закон. Наши двери, как и сердца, открыты каждому, кто готов открыться Инари.
Это звучало как заученная из свитков приветственная фраза. У самураев тоже такие были. Много речей о чести, доблести, праведности. Пока всё очень похоже. Быть может, ему здесь даже понравится. А если нет – так и ладно, всегда можно просто уйти. Если честь позволит…
– Мы пришли. – Ёширо провёл его в павильон на краю сада камней. Всюду горели торо, всюду мерцал мягкий свет. Он уже почти привык, что в этом мире время отмеряет бонсё, а Аматэрасу можно увидеть, лишь выбравшись наружу.
Вдоль стен павильона в несколько рядов стояли свечи, так что Иоши невольно восхитился: кто-то ведь следит за сотнями огоньков… Но, в отличие от храмов Шинджу, где голова Ватацуми с жемчужиной в пасти была главным символом верности дракону и основным украшением, здесь не было ничего, кроме свечей. Голые стены, голый пол, никаких изображений. Он помнил, что так было и в зале, где Ёширо медитировал, но для медитаций ничего не нужно. А где же лик Инари, на который они молятся?
– У вас всё иначе? – спросил Ёширо. Похоже, Иоши чем-то выдал своё недоумение.
– Наши храмы невелики, – признал он, – но богато украшены резными статуями, живописью и цветами. Здесь же так много места, но оно пустует. Лишь свечи горят.
– Свечи – это мы, – голос бесцветный, сухой и неторопливый, как само время смерти, раздался сзади. Иоши обернулся, ожидая увидеть старца, но вопреки ожиданиям в павильон вошёл молодой высокий мужчина. Волосы у него были рыжие, как у Ёширо, но длинные и с красноватым оттенком.
Ёширо поклонился:
– Приветствую, Хадзиме-сэнсэй.
Иоши сложил руки у груди и повторил поклон. Сэнсэй ответил на него, а затем продолжил:
– Каждый огонёк – житель монастыря. Мы зажигаем свечу, чтобы ознаменовать начало его пути к богине. И гасим, если этот путь окончен.
Это Иоши слегка озадачило.
– У этого пути есть завершение? – уточнил он.
– Лишь у тех, кто не готов остаться и продолжить служение. И у тех, чья ками возвращается к Инари, вверяется её воле.
– И часто случается так, что кто-то не готов остаться?
– Чаще всего именно так и случается, – серьёзно сказал сэнсэй. – Служение богине требует самоотвержения – мы не питаем иллюзий, что принадлежим себе, не ищем воли, какую ищут за стенами этого монастыря, и отрекаемся от желаний, что закрывают разум от истины.
– Хотите сказать, вы познали истину? Истину бытия, что скрыта ото всех смертных? – Иоши уже был готов развернуться и уйти. Поначалу могло показаться, что монастырь очень похож на школу сёгуна: служение во славу императору или служение во славу Инари – он мог бы переложить их учение на свой лад, на собственные убеждения. Но они не просто учатся – они отрекаются от всего мира ради… истины? Истина никому не доступна. Осознание сущего равняло бы кицунэ с божеством.
Но осё невозмутимо пояснил:
– Мы не можем понять истину, но это не значит,
