Повесть о кольце - Джон Рональд Руэл Толкин
Расскажите мне о Боромире, моем брате, и о старом Митрандире, и о прекрасных обитателях Лориена.
Фродо больше не хотелось спать, и он был расположен к беседе. Но хотя от еды и вина ему стало хорошо и приятно, он не потерял осторожности. Сэм весь сиял и мурлыкал про себя; когда Фродо заговорил, он сначала удовольствовался тем, что слушал и время от времени издавал подтверждающие восклицания.
Фродо рассказывал о многом, но все время следил, чтобы не упоминать о своей Миссии или о Кольце, распространяясь больше о доблестном поведении Боромира во всех их приключениях; с волками в горах, в снегах Кархадраса, в Подземельях Мориа, где погиб Гандальф. Фарамира взволновала больше всего битва на мосту.
— Наверное, Боромиру было досадно убегать от Орков, — сказал он. — Или от этой страшной тени — Огнемерка, хотя он убегал последним.
— Он всегда уходил последним, — ответил Фродо. — Но нашим вождем должен был стать Арагорн, единственный, кто знал дорогу после того, как Гандалвф погиб. И не будь с ними нас, Хоббитов, ни он, ни Боромир не отступили бы.
— Может быть, Боромиру лучше было бы пасть на мосту, — сказал Фарамир, — чем идти навстречу судьбе, ожидавшей его у водопада Раурос.
— Может быть. — Но расскажите мне о себе, — произнес Фродо, снова уклоняясь от этой темы. — Мне хотелось бы узнать побольше о Минас Итиле, и об Осгилиате, и о стойком Минас Тирите.
И Фарамир рассказал им о том, как Люди, пришедшие из-за Моря, основали Гондор, и как они построили многобашенный Минас Тирит, и как долгое вр&мя вели борьбу с Темным Владыкой, — борьбу, истощившую их силы и почти не оставившую надежды на успех. Но они думали больше о прошлом, чем о будущем, и больше о предках, чем о потомках; и жизненная сила в них иссякла, и в конце концов их короли вымерли, не оставив потомства. Но после того Правители спасли народ от вырождения тем, что призвали в страну родственные Гондору племена с морского побережья и с гор. Гондор заключил союз с племенем Рохиррим в Рохане, и оба народа переняли друг от друга многое в языке и в обычаях. Но если Люди в Рохане научились от Гондора мягкости, то Гондор научился от них жестокости и полюбил войну и битвы ради них самих, а не ради целей, которым они служат.
— Мы уже начали ставить воинов выше всяких других мастеров, — сказал Фарамир. — Так требует наше время. И великим воином был у нас Боромир, самый доблестный в Гондоре. Никто из наследников Минас Тирита не нес таких боевых трудов, никто не мог лучше него затрубить в Рог предков. — Он вздохнул и умолк, глубоко задумавшись.
11.
— Но вы почти ничего не сказали об Эльфах, — произнес вдруг Сэм, набравшись храбрости. Он заметил, что Фарамир упоминал об Эльфах с уважением, и это расположило к нему Сэма больше, чем вся его учтивость и даже чем угощение.
— Это потому, Сэмвиз, — ответил Фарамир, — что я мало знаю об Эльфах.
Правда, было время, когда Люди и Эльфы сражались бок о бок против своих врагов, но теперь их пути разошлись далеко и все продолжают расходиться.
Люди стали избегать и бояться своих прежних союзников; даже о Златолиственных Лесах они говорят со страхом. Но и сейчас попадаются среди нас такие, которые тайно уходят в Лориен, и немногие из них возвращаются.
Что до меня, то я не пойду туда: я считаю это опасным для смертного. Но вам я завидую: вы видели Великую Волшебницу и говорили с нею.
— Галадриэль! — воскликнул Сэм. — Вам нужно было бы видеть ее, Фарамир, право! Я простой Хоббит, и дома я был только садовником, и в поэзии я не силен, так что не могу высказать вам всего, что чувствую. О ней нужно петь: это мог бы сделать Странник, то есть, Арагорн, или старый Бильбо, они бы сумели. Но мне тоже хотелось бы сочинить песню о ней. Она прекрасна, — превыше слов! Она похожа то на большое дерево в цвету, то на белый одуванчик, маленький и хрупкий. И она твердая, как алмаз, и мягкая, как тучка в лунном свете. Теплая, как луч солнца, и холодная, как иней под звездами. Гордая и далекая, как снежная вершина, и веселая, как девушка весной с маргаритками в косах. Но все это — пустые слова и совсем неподходящие для нее.
— Так она, должно быть, поистине прекрасна, — заметил Фарамир. — Опасно хороша.
— Не знаю, что тут опасного, — возразил Сэм. — Удивительно, как это Люди приносят с собой опасность в Лориен, а потом сами удивляются, что нашли ее там. Но, может быть, Галадриэль и можно назвать опасной, потому что она сама по себе такая могучая. Вы можете разбиться о нее, как в лодке о скалу, или утонуть, как мальчишка в реке. Но ни скала, н и река не будут виноваты. А Боро… — Он осекся и покраснел.
— Да? "А Боромир" — хотели вы сказать? — произнес Фарамир. — Что значили ваши слова? Что он принес свою опасность с собою?
— Да, не в обиду вам будь сказано, вашему брату тоже, — а он и был доблестный воин. А я следил за ним с самого Ривенделля — ради Фродо, конечно, а не из вражды к Боромиру, и, по — моему, именно в Лориене он впервые понял то, о чем я догадался раньше: понял, чего он хочет. Вы шли по горячему следу все время. Да, с первого момента, как он увидел его у Фродо, он хотел завладеть Кольцом!
— Сэм! — вскричал Фродо, помертвев. Он слишком глубоко задумался, а когда очнулся, было уже поздно.
— Ох! — воскликнул Сэм; он побелел, потом опять покраснел. — Вот опять я сорвался! "Если хочешь болтать языком, прикуси его" — так говорил мне мой старик, и он был прав. Какой же я болван!
Но вот что, — обратился он к Фарамиру, собрав все свое мужество. — Если я оказался таким дураком, то не вымещайте этого на моем друге. Вы все время говорили очень хорошо, отвлекли меня своими разговорами об Эльфах и обо всем прочем. Но у нас говорится "хорош тот, кто хорошо поступает". Это для
