Лавка сладостей на Сумеречной аллее - Хиёко Курису
Когэцу услышал звук удаляющихся шагов. Когда он осторожно приоткрыл дверь, то обнаружил у себя под ногами еще теплый фуросики, в который были завернуты коробочка с рисовой кашей и фляга со сладким саке. Акифуми не забыл положить даже ложку для каши.
Получается, он приготовил еду и сразу же отправился к Когэцу? И не побоялся выйти из дома в темнейшую ночь новолуния?
— А ведь я даже не болен. Навряд ли от еды мне полегчает…
Впрочем, оставить горячую пищу остывать казалось неправильным, поэтому Когэцу неохотно взял ложку и зачерпнул немного рисовой каши. Надо же, по соли — в самый раз.
— Кажется, он добавил сюда что-то еще… Репу и полынь?
Репа приятно хрустела во рту, а горечь полыни придавала каше пикантный вкус. Полынь, кажется, считается еще и лекарственным растением? Неужели Акифуми в своем заблуждении зашел так далеко, что придумал особенный рецепт каши для больного Когэцу?
Доев, Когэцу ощутил, как по желудку разлилось согревающее тепло.
— Странно… К волшебным силам ёкаев еда не имеет никакого отношения. Но мое самочувствие как будто и правда улучшилось… — Его глаза начали слипаться.
Отпив немного из фляги сладкого саке, он снова улегся на футон. В ту ночь Когэцу, не мечась и не стеная, беспробудно проспал до самого утра.
На следующий день вновь пожаловал Акифуми. Он вел себя так, словно ничего не случилось. Когэцу тоже словом ни обмолвился о вчерашнем, только оставил на видном месте вымытую коробочку из-под рисовой каши, флягу и ложку. Боковым зрением он заметил, как Акифуми, взглянув на чистую посуду, широко улыбнулся. Похоже, увиденное его и правда обрадовало, потому что с тех пор он молча оставлял рисовую кашу у порога Когэцу каждое новолуние и полнолуние. И при этом топал так громко, что Когэцу неизменно просыпался, но не жаловался. Странное дело, после рисовой каши Акифуми ему и впрямь становилось лучше.
— Разве может человеческая еда восстанавливать волшебные силы ёкаев? Мне о подобном слышать не доводилось, так что… Быть может, все дело в полыни?
Теряясь в догадках, Когэцу решил выудить из каши полынь и проверить, останется ли у нее целебный эффект. Однако ничего не изменилось, и тайну рисовой каши так и не удалось разгадать.
Весна подходила к концу, и на деревьях уже начали стрекотать цикады, когда в привычную повседневность вкралась зловещая тень. В тот день в «Кохакуя» был выходной, и Акифуми должен был прийти после обеда. Однако время перевалило уже далеко за полдень, когда вместо Акифуми на пороге дома Когэцу возник наголо остриженный юноша, которого он прежде никогда не видел.
— Э-э-э… Прошу прощения, вы ведь Когэцу-сан, верно?
— Ну верно… А вы кем будете?
— Меня к вам послал Акифуми-бо-тян[29]. Э-э-э… С бо-тяном произошел несчастный случай, и он поранил ногу, поэтому велел передать, что какое-то время не сможет сюда приходить.
Как оказалось, юношу, прислуживавшего в доме Акифуми, отправили к Когэцу с неприятным известием. Лишь теперь Когэцу узнал, что семья Кохаку, владевшая старой лавкой сладостей, была довольно состоятельной, а самого Акифуми именовали бо-тяном.
— Понятно. Спасибо, что пришли сказать об этом.
Когэцу дал юноше немного денег на чай, и тот, поклонившись, удалился.
Обычным людям на Сумеречную аллею хода не было, так что, по всей видимости, душу юного слуги тоже что-то терзало. Об этом по одному внешнему виду не узнаешь.
— И все же… Надо же, несчастный случай. Если его жизни ничего не угрожает, то вовлекаться в происходящее нет смысла… И тем не менее… Как же мне все-таки поступить?
Казалось, впереди был целый свободный день, но Когэцу отчего-то не находил себе места. Чтобы не мучится от безделья, он решил прогуляться и впервые за долгое время направился на главную улицу — просто убить время.
Довольно быстро он оказался в толпе уже переодевшихся в легкие летние одежды людей. Они оживленно беседовали, проходя мимо Когэцу. С тех самых пор, как этот городок разросся у подножия замка, на главной улице всегда кипела жизнь.
Где-то здесь должна быть и лавка сладостей «Кохакуя». Поначалу Когэцу думал, что будет долго ее искать, ведь раньше он никогда не обращал внимания на здания вокруг. Но найти ее оказалось довольно просто. Лавка «Кохакуя» заметно выделялась среди других магазинчиков — самая большая по размеру и с бесчисленной толпой покупателей, стекающихся сюда со всех сторон. Вывеска с названием выглядела ветхо, однако это придавало кондитерской лишь благородный налет старины. Весь вид лавки словно говорил: перед вами почтенное заведение.
За лавкой виднелось еще одно здание. Вероятно, это дом, где живет Акифуми.
Двустворчатые ворота как бы намекали, что если прокрасться внутрь без разрешения, то можно навлечь на себя неприятностей.
— С другой стороны, напрашиваться на официальный визит с соблюдением всех правил приличий… Нет, это слишком утомительно…
Когэцу решил было развернуться и уже отправиться восвояси. Но тут ему стало жалко собственных усилий, ведь получается, что он зря вышел из дома и добрался сюда. Поразмыслив, он решил стать невидимым и незаметно проникнуть в дом. Воспользовавшись волшебной силой ёкая, он легко снял засов с ворот и приоткрыл дверь, а затем быстро скользнул в проем.
— Ничего не скажешь, вот уж действительно великолепный дом!
Когэцу оказался в просторном саду, где в пруду плавали карпы, а ветви раскидистых сосен были искусно подрезаны садовником.
— Кто бы мог заподозрить в этом человеке такую утонченность, обычно присущую молодым господам.
Хотя Когэцу уже давно следовало сообразить, что доброжелательность Акифуми к другим людям не просто случайность, а следствие того, что его воспитывали в любви и заботе. Такие черты свидетельствовали о том, что ему незнакома суровая действительность внешнего мира. Человек, которого нежили и баловали, и сам будет ласков по отношению к другим. В отличие от Когэцу.
— Хм, и где его комната?
Когэцу не собирался показываться больному на глаза. Он просто хотел издалека глянуть, в каком состоянии находится Акифуми.
Обойдя вокруг дома и заглядывая по очереди во все окна, Когэцу наконец увидел его. Акифуми лежал на кровати в комнате, обставленной на западный манер, а его туго забинтованная нога была подвешена на ремнях.
Травма Акифуми оказалась серьезнее, чем предполагал Когэцу. И хотя глаза пострадавшего были закрыты, между бровями залегли глубокие складки, а лицо стало болезненно-бледным.
Когэцу никогда не доводилось видеть Акифуми в таком изможденном состоянии. Он пристально рассматривал лежавшего в комнате человека, когда тот внезапно открыл глаза:
— Когэцу? Это ты?
Акифуми позвал его по имени, всматриваясь в окно, за которым он притаился. Когэцу, чьи глаза на мгновение расширились от
