Повесть о кольце - Джон Рональд Руэл Толкин
Наконец, устав от своих тревог, Сэм задремал, решив отложить их на завтрашний день: он не мог выдержать больше, сон и бодрствование беспокойно смешивались. Ему виделись огни, словно горящие глаза, и слышались звуки, словно шорох диких зверей или чьи — то отчаянные вопли; и он вскакивал, чтобы увидеть вокруг себя только пустую темноту. Один раз, когда он вскочил и тревожно оглядывался, ему показалось, что, хоть и не во сне, он видит какие — то бледные огни, вроде глаз; но вскоре они мигнули и погасли.
3.
Страшная ночь уходила медленно и неохотно. Рассвет был тусклым, ибо здесь, вблизи от Горы, воздух всегда был мутным, а от Черной Крепости плыли обрывки мрака, который Саурон ткал вокруг себя. Фродо лежал на спине и не шевелился. Сэм стоял с ним рядом; ему не хотелось говорить, но он знал, что слово теперь за ним: он должен побудить волю своего друга к новому усилию.
Наконец, наклонившись, он погладил Фродо по голове.
— Проснитесь, друг мой, — шепнул он ему на ухо. — Пора идти.
Словно разбуженный внезапным звонком, Фродо вскочил и поглядел на юг; но, увидев Гору, он вздрогнул.
— Я не могу, Сэм, — прошептал он. — Это такая тяжесть, такая тяжесть…
Еще до того, как говорить, Сэм знал, что это будет бесполезно и что его слова принесут больше вреда, чем пользы, но сострадание те позволяло ему молчать. — Дайте мне понести его за вас, — сказал он. — Вы знаете, что я смогу это сделать, и с радостью, пока у меня есть силы.
Глаза у Фродо дико блеснули. — Прочь! Не трогай меня! — вскричал он. — Оно мое, мое! Прочь! — И его рука поднялась к рукояти меча. Но тут же голос у него изменился. — Нет, нет, Сэм, — с грустью произнес он. — Но ты должен понять. Это мое бремя, и никому другому нельзя нести его. Слишком поздно, Сэм, милый! Ты больше не можешь помочь мне. Я уже почти в его власти. Я не могу отдать его, а если ты попытаешься заставить меня, я сойду с ума.
Сэм кивнул. — Понимаю, — сказал он. — Но я думаю, Фродо, что есть вещи, без которых мы можем обойтись. Почему бы нам не облегчить свою ношу?
Теперь мы пойдем как можно прямее. — Он указал на Гору. — Незачем брать с собою то, что может нам не понадобиться.
Фродо снова взглянул в сторону Горы. — Да, — произнес он, — на этом пути нам понадобится немногое. А в конце у него — ничто.
Он отстегнул и отбросил щит Орков, потом сбросил шлем. Откинув серый плащ, он отстегнул и уронил тяжелый пояс вместе с мечом в ножнах. Лохмотья черного плаща он изорвал в клочья и разбросал по ветру. — Вот! Больше я не буду Орком! — вскричал он. — И не возьму никакого оружия, ни светлого, ни темного. Пусть они берут меня, если хотят.
Сэм поступил так же и сбросил доспехи Орков; и он вынул кое — что из своей сумки. Каждый предмет был ему дорог — хотя бы только потому, что он нес их так далеко и с таким трудом. Тяжелее всего ему было расставаться с кухонной утварью. При одной мысли об этом глаза у него налились слезами.
— Вы помните тот кусок кролика, Фродо? — спросил он. — И нашу стоянку яа теплом берегу, там, где мы встретили Фарамира?
— Боюсь, что нет, Сэм, — ответил Фродо. — Я, конечно, знаю, что все это было, но увидеть не могу. У меня не осталось ничего — ни вкуса пищи, ни ощущения воды, ни памяти о дереве, траве и цветке, ни звука ветра, ни воспоминаний о луне и звездах. Я словно голый в темноте, Сэм, и нет ничего между мною и огненным колесом. Я начинаю видеть его даже наяву, и все остальное гаснет.
Сэм взял его руку, крепко сжал и приложил к груди. — Тогда чем скорее мы избавимся от него, тем скорее отдохнем, — сказал он, запинаясь, не находя ничего лучшего. — Слова не помогут, — пробормотал он про себя, собирая все, что решил покинуть здесь. Ему не хотелось оставлять все это на виду, напоказ любому взгляду. — Вонючка, кажется, нашел Оркову кольчугу, и не к чему ему находить еще меч. Руки у него достаточно скверные, даже когда пустые. И незачем ему трогать мои кастрюли! — С этими словами он снес все вещи к одной из зияющих трещин, покрывавших местность, и сбросил их туда.
Лязг его драгоценных кастрюль, падающих во мрак, прозвучал для его сердца, как похоронный звон.
Он вернулся к Фродо, а тогда отрезал от Эльфовой веревки небольшой кусок, который должен был заменить его другу пояс и придерживать серый плащ ему вокруг стана. Остальную веревку он тщательно свернул и спрятал в сумку.
Кроме этого, он сохранил только остатки припасов и фляжку да еще Жало, висевшее у него на поясе; а в кармане куртки на груди он укрыл звездную склянку и ту коробочку, которую Галадриэль подарила ему самому.
4.
И вот, наконец, они обратились лицом к Горе и двинулись в путь, не думая больше об укрытиях, подчиняя свою усталость и слабеющую волю только одной цели: идти. В сумрачности этого тусклого дня их едва ли заметил бы кто — нибудь, разве что совсем близко. Из всех Рабов Темного Владыки, только Назгулы могли бы предупредить его о врагах, маленьких, но неуклонно пробирающихся к самому сердцу его зорко охраняемой страны. Но Назгулы на своих черных крыльях улетели с иными целями: они собрались далеко отсюда, покрывая тенью путь Вождей Запада, и туда же обратилась мысль Черной Крепости.
В этот день Сэму показалось, что его друг обрел новые силы — в большей мере, чем можно было объяснить незначительным облегчением ноши. В первых переходах они ушли дальше и быстрее, чем надеялись. Местность была суровая и трудная, но они ушли далеко, и Гора все приближалась. Но когда день начал клониться к вечеру, а тусклый свет начал быстро угасать, то Фродо снова сгорбился и стал спотыкаться, словно сделанных усилий было слишком много для него.
На последнем привале он упал и сказал: — Я хочу пить, Сэм. — И умолк.
Сэм дал ему глоток воды; оставался еще только один.
