Повесть о кольце - Джон Рональд Руэл Толкин
— Могло бы, — ответил Гандальф, — потому что висело на волоске. Но у меня были причины начать его. Прежде всего, нужно было показать Саруману, что колдовская сила его голоса исчезает. Нельзя быть одновременно и тираном, и советником, а он хотел быть и тем, и другим. Поэтому я предложил ему последний выбор, и выбор честный: хочет ли он отказаться и от Мордора и от собственных козней, и помогать нам. Никто лучше него не знает наших трудностей, и он мог бы оказать нам большие услуги. Но он предпочел отвергнуть нас и сохранить власть над Ортанком. Он хочет не служить, а только приказывать. Но теперь он будет жить в страхе перед тенью Мордора, хотя надеется совладать с нею. Жалкий глупец! Он будет уничтожен, если рука с Востока дотянется до Изенгарда. Мы не можем разрушить Ортанк извне, но Саурон — кто скажет, что он может сделать?
— А если Саурон не победит? — спросил Пиппин. — Что вы с ним сделаете тогда?
— Я? Ничего, — ответил Гандальф. — Я не стремлюсь к власти. Что будет с ним тогда — не могу сказать. Мне жаль, что столько доброй силы обратилось во зло и гниет теперь в стенах башни. Но странным бывают порой повороты судьбы! Часто случается, что ненависть сама себя ранит. Я думаю — если бы мы даже вошли в Ортанк, то мало нашлось бы в нем сокровищ, более драгоценных, чем то, которое Грима швырнул в нас.
В этот момент из окна, высоко вверху, донесся пронзительный крик, тотчас же оборвавшийся.
— Кажется, Саруман тоже думает так, — заметил Гандальф. — Пойдемте отсюда.
4.
Они вернулись к развалинам ворот. Едва они миновали арку, как из тени среди каменных глыб к ним приблизился Фангорн и с ним еще несколько Энтов.
Арагорн, Гимли и Леголас изумленно глядели на них.
— Это мои друзья, Фангорн, — сказал Гандальф. — Я говорил тебе о них, но ты их еще не видел. — И он назвал их по именам, одного за другим.
Старый Энт долго и пытливо разглядывал их и каждому сказал несколько слов. Под конец он обратился к Леголасу: — Так вы пришли из самого Чернолеса, мой добрый Эльф? Когда-то это был очень большой лес.
— Он и сейчас большой, — ответил Леголас. — Но не такой большой, чтобы там все время можно было видеть новые деревья. Мне очень хотелось бы побродить по лесу Фангорна. Я едва побывал на его опушке и рад был бы вернуться.
Глаза у Фангорна заблестели от удовольствия. — Надеюсь, ваше желание исполнится раньше, чем холмы успеют состариться, — сказал он.
— Я приду, если мне удастся, — ответил Леголас, — и, с вашего разрешения, приведу друга.
— Я буду рад всякому Эльфу, который придет с вами, — сказал Фангорн.
— Друг, о котором я говорю, не Эльф, — возразил Леголас. — Я говорил о Гимли, сыне Глоина; вот он. — Гимли низко поклонился, и его топор при этом выскользнул из-за пояса и звякнул о камни.
— Гм — гм! Кха! — произнес Фангорн, мрачно поглядев на него. — Карлик, и с топором! Я люблю Эльфов, но вы хотите от меня слишком многого. Эльф и Карлик! Вот странная дружба!
— Пускай странная, — возразил Леголас, — но пока Гимли жив, я не приду в ваш лес без него. Его топор — не для деревьев, а для Орковых шей, и в недавнем бою он срубил с полсотни их и обыграл меня на одного Орка. Но я так люблю его, что не обижаюсь.
— Ах, так? — произнес старый Энт. — Ну, это уже лучше. Что ж, пускай все будет, как есть, и нам незачем торопиться. Вы придете в мой лес, когда захотите, придете оба. Но теперь мы должны расстаться. День близится к концу, а Гандальф говорил, что вы должны уехать еще до вечера.
— Да, мы должны ехать, и сейчас же, — произнес Гандальф. — Боюсь, что я должен забрать и ваших привратников; по-моему, они вам не понадобятся больше.
— Может быть, — ответил Фангорн, — но мне без них будет скучно. Мы подружились так быстро, что я, кажется, начинаю становиться торопливым, может быть, впадаю в детство. Но они — первая новинка под солнцем и луной, какая мне встретилась за многие — многие годы; я не забуду их, и пни останутся друзьями Энтов, пока новые листья будут распускаться на деревьях.
Прощайте! Вернитесь, если сможете!
— Мы вернемся! — ответили в один голос Мерри и Пиппин и поспешили отвернуться, чтобы скрыть волнение. Фангорн молча поглядел на них, покачивая головой, потом обратился к Гандальфу.
— Так Саруман не захотел выйти? — сказал он. — Я так и думал. Внутри он черный, как гнилое дерево. Но на его месте я бы тоже спрятался в любую нору, какую нашел бы.
— Возможно, — ответил кудесник. — Но вы и не замышляли покрыть своими деревьями всю землю и задушить все остальное.
Он добавил, что Саруман оставил Ключ Ортанка у себя и что поэтому нельзя дозволять ему покинуть башню. Он посоветовал Фангорну снова залить долину водой и держать ее, пока не будут залиты все подземелья и пока не обнаружатся какие-либо стоки. — Когда все подземные помещения и ходы будут затоплены, а стоки закрыты, — сказал он, — то Саруману останется только сидеть наверху и смотреть в окно. Не выпускайте его!
— Предоставьте это нам, — ответил Фангорн. — Мы обыщем долину сверху донизу и заглянем под каждый камешек. Здесь вырастет лес, и мы назовем его Сторожевым лесом. Ни одна белка не проскачет здесь без моего ведома. Что Саруман! Пока не пройдет всемеро больше лет, чем сколько он мучил нас, — мы не устанем стеречь его!
ГЛАВА XIII
ПАЛАНТИР
1.
Солнце заходило за длинную цепь холмов на западе, когда Гандальф, Теоден и их спутники покидали Изенгард. Мерри ехал с Гандальфом, Пиппин — с Арагорном, Правитель Рохана выслал двоих своих Всадников на разведку вперед, а остальной отряд двигался медленно.
Энты стояли у ворот безмолвным рядом, как статуи; Фангорн держался немного в стороне и был похож издали на старое дерево с обломанными ветвями. Небо над холмами было еще светлое, но на развалины Изенгарда уже легли длинные тени.
Когда отряд поравнялся со столбом Белой Руки, то все заметили, что изваянная рука сброшена с него и разбита вдребезги. Один палец валялся посреди дороги, и красный ноготь на нем почернел.
— Энты
