Министерство магии - Денис Стародубцев
Я повернулся к старику. В его глазах я не видел ни безумия, ни фанатизма. Я видел холодную, выверенную тысячелетиями логику охотника, который знает повадки своей добычи и уверен в своей победе.
— Я согласен, — сказал я, и в моём голосе впервые за долгие дни не было и тени сомнения или страха. Была только твёрдая, как гранит, решимость. — Мы согласны. Все! Я вижу это в ваших глазах!
Остальные молча, но уверенно кивнули. Их лица были бледны от осознания масштаба предстоящего, но решительны. Они были готовы!
Старый ассасин медленно кивнул, и в его глазах мелькнуло нечто похожее на удовлетворение.
— Хорошо. — Он снял с пояса длинный, узкий, ничем не примечательный кинжал с простой деревянной рукоятью и воткнул его в середину старого дубового стола. Лезвие вошло в дерево почти без усилия, с тихим шелестом. — Тогда начинается самое интересное. Ваши старые жизни окончены. Они сгорели в том порту. С сегодняшнего дня вы — никто. Вы — тени. Вы — ученики. А я — ваш Мастер. И уроки, — он хлопнул в ладоши, и звук был резким, как выстрел, заставляющим вздрогнуть, — начинаются прямо сейчас.
Он повернулся и вышел во двор, не оглядываясь, уверенный, что его послушаются. Мы посмотрели друг на друга, и в наших глазах читалось одно и то же: конец одной жизни и начало другой, куда более странной и страшной. Без лишних слов, мы разошлись выполнять приказы. Страх и отчаяние сменились новой, странной, электризующей энергией — энергией тяжёлой, изматывающей, но осмысленной работы, работы над собой.
— Первый урок: осознать пространство, — его голос донёсся с улицы. — Альфред — ты будешь чинить эту дверь. Чтобы она не скрипела. Ни единого звука. Лия — найди в этом доме и вокруг него пять разных, нетривиальных мест, откуда можно вести непрерывное наблюдение за подъездной дорогой, оставаясь абсолютно невидимой для любого глаза. Алина — пройдись по внешнему периметру дома и запомни каждую ветку, каждый камень, каждый источник звука, каждый участок мягкой земли.
Нам предстоял долгий, мучительный, потный и кровавый путь тренировок, боли, преодоления, слёз и отчаяния. Путь превращения из группы беглых, растерянных неудачников в отряд элитных, безжалостных, почти мифических призраков, в новую плоть и кровь древнего Ордена Ассасинов.
Но теперь, впервые с той роковой, провальной ночи в порту, у нас была не просто цель мести. У нас был путь. Сложный, тернистый, но путь. И был проводник, который знал дорогу лучше кого бы то ни было.
И где-то там, в далёком, туманном будущем, сияла, как путеводная звезда, как награда за все страдания, финальная цель — лицо Императора, выслушивающего горькую правду из уст тех, кого весь мир уже считал мёртвыми предателями. Мы вернём себе всё. Или умрём, пытаясь.
Глава 16
Следующие недели в доме прадеда Альфреда превратились в бесконечный цикл физического и ментального преображения. Каждый день начинался до рассвета, когда серое осеннее небо только начинало светлеть на востоке, и заканчивался глубокой ночью, когда луна уже скрывалась за вершинами сосен. Время потеряло привычное течение — теперь оно измерялось не часами, а уроками. Уроками выживания. Уроками абсолютного слияния с окружающим пространством. Уроками превращения в бесплотную тень. Или друзья быстро учились.
Старик, наш Мастер, оказался безжалостным, но бесконечно мудрым учителем. Его методы обучения были далеки от академических лекций — он погружал нас в реальность, заставляя учиться на собственном опыте, на собственных ошибках, каждая из которых могла бы стать последней в настоящих условиях. Однажды на рассвете, когда холодный туман стелился по полю за домом, он молча вывел нас наружу и, не произнеся ни слова, растворился в предрассветной дымке. Мы простояли целый час, напрягая зрение и слух, вглядываясь в молочно-белую пелену, пытаясь обнаружить хоть малейший признак его присутствия. А он всё это время стоял в трёх метрах от нас, абсолютно неподвижно, слившись с силуэтом старой, кривой берёзы — его плащ магическим образом принял цвет и текстуру коры, а поза стала неотличимой от природного ландшафта.
'Первый принцип — не быть, а казаться частью пространства, — прозвучал его голос прямо у нас за спиной, заставляя каждого из нас вздрогнуть от неожиданности.
— Ваше сознание должно растворяться в окружающем мире, как капля воды в океане. Вы — ветер, что колышет верхушки деревьев. Вы — камень, что веками лежит на этом поле. Вы — тень от проплывающего облака. Вы — не вы. Забудьте о себе, и вы станете невидимы'.
Тренировки были физически и ментально изматывающими, доводящими до предела человеческих возможностей. Альфреда, чей ум привык к виртуальным схемам, алгоритмам и взлому цифровых кодов, заставляли часами отрабатывать бесшумное движение — основу основ искусства ассасина. Специально для него Мастер создал полосу препятствий в старом сарае: рассыпанный сухой горох, по которому нужно было пройти, не раздавив ни одной горошины; сложную систему натянутых на разной высоте нитей с колокольчиками, через которую нужно было пролезть, не задев ни одной; подвижные половицы, которые издавали громкий скрип при малейшем неверном шаге. Сначала у него ничего не получалось — он пыхтел, ругался сквозь зубы, падал, злился на себя и на мир. Но Мастер был непреклонен и безжалостен. «Твой ум, изобретатель, привык к быстрым, алгоритмическим решениям, — говорил он, заставляя Альфреда начинать все сначала после малейшей ошибки. — Теперь научи его тишине и плавности. Заставь его работать не вопреки телу, а в полной гармонии с ним. Тишина — тоже решение. И зачастую — самое верное».
Лию, с ее организаторскими способностями и вниманием к деталям, учили искусству наблюдения — но не простого, а тотального, всепоглощающего. Ее заставляли часами, не двигаясь и не издавая ни звука, сидеть в заранее выбранных точках — на толстой ветке старого дуба, в зарослях колючего кустарника, на покатой крыше полуразрушенного сарая — и описывать всё, что происходило вокруг, до мельчайших, казалось бы, незначительных подробностей: сколько именно веток на той сосне напротив; какой именно узор образует трещина на кирпичной кладке забора; как именно ложится пыль на подоконник заброшенной оранжереи и как меняется ее рисунок в течение дня под воздействием ветра и влаги; по каким именно маршрутам перемещаются птицы и мелкие животные в радиусе ста метров. Ее природная привычка всё контролировать и систематизировать постепенно трансформировалась