Министерство магии - Денис Стародубцев
— Ребятишки, у нас гости…- сказал я. — Всем быть готовыми дать отпор, сейчас будет весело…
Глава 15
Тишина в старом доме была не мирной, не спокойной. Она была звенящей, натянутой до предела, как струна, готовая лопнуть и выпустить в мир смертоносную стрелу. Прошло уже три дня с нашего бегства из порта. Три долгих, мучительных дня, которые мы провели в этом пыльном, пахнущем затхлостью и забвением убежище, зализывая раны — не только физические, ссадины и ушибы, но и душевные, куда более болезненные. Воздух в огромном, полутемном зале с высокими потолками был густ от невысказанных мыслей, от гнетущего страха, от давящего, почти осязаемого чувства поражения, которое висело над нами тяжелым саваном, отравляя каждый вздох.
Я стоял у огромного разбитого окна на втором этаже, в бывшей библиотеке, вглядываясь в предрассветный туман, густой и молочный, стелющийся между вековыми, темными соснами. Лес был нашим единственным союзником и одновременно вечной, безмолвной угрозой — в его непроглядной, мшистой гуще мог скрываться кто угодно. Внизу, в главной зале, Альфред, похожий на растрепанного гения-затворника, копался в остатках своего «Генератора», пытаясь понять, какая именно формула или спайка привела к катастрофе. Лия и Алина почти бесшумно пытались навести подобие порядка в этом царстве запустения, их движения были медленными, автоматическими, лишенными всякой надежды.
Именно в этот момент мертвящую, гробовую тишину разорвал отдалённый, но неумолимо приближающийся рокот мотора. Он не был грубым рёвом министерского внедорожника или военизированного джипа. Это было низкое, ворчащее, неторопливое урчание старого, но выносливого и мощного двигателя.
Ледяная стрела пронзила меня, заставив замереть на месте. Внизу все тоже замерли. Альфред выронил паяльник, который с тихим шипением увяз в половице. Лия застыла с пыльной тряпкой в замершей руке. Алина инстинктивно прижалась к холодной каменной стене, её глаза, огромные и испуганные, расширились от чистого, животного ужаса.
«Нет. Не может быть. Этого не может быть. Никто не знал… Никто! Как они нас нашли?»
Я резким, отрывистым жестом приказал им замереть и не издавать ни звука. Сердце колотилось в груди с такой бешеной силой, что, казалось, его глухой, частый стук слышен на всю округу. Я пригнулся к подоконнику, затаив дыхание, стараясь разглядеть сквозь пелену тумана и спутанные ветви древних сосен.
Из густой, почти осязаемой утренней дымки медленно, словно призрак, выползло авто. Не современный министерский внедорожник с тонированными стеклами, не полицейская машина с мигалками. Это был старый, брутального вида «Волга» ГАЗ-21 цвета выцветшей хаки, вся в толстых слоях пыли и засохшей грязи, с потёртыми боками и чуть покосившейся решёткой радиатора. Она выглядела как артефакт, как призрак из другого времени, затерявшийся в нашем. Машина остановилась метрах в пятидесяти от дома, замерла, и её двигатель с последним вздохом заглох.
Тишина вернулась, но теперь она была в десять раз более зловещей, налитой ожиданием и скрытой угрозой.
— Кто это? — прошептала Алина, её голос дрожал, сливаясь с шелестом утреннего ветра за окном.
— Не знаю, — сквозь стиснутые зубы ответил я, сжимая рукоятку спрятанного за поясом стилета до побеления костяшек. — Но они нашли нас. Готовьтесь. Возможно, нас ждёт новая битва. Возможно, наш последний бой. Лия — ты за правую сторону, я — за левую. Альфред, ты в центр и если будет стрельба — падай на пол и не поднимайся, пока я не полам сигнала
Мы застыли в ожидании, превратившись в немые, напряжённые статуи. Я мысленно прорабатывал варианты отступления, пути к бегству вглубь леса, оценивал каждого как боевую единицу. Альфред — боец, но его изобретательность может создать нужные помехи. Лия — решительна, отчаянна, но неопытна в настоящем бою. Алину… Алину нужно будет любой ценой вытащить живой.
И вот, после бесконечно долгой паузы, дверь со стороны водителя со скрипом, похожим на предсмертный хрип, открылась. Из машины вышел человек. Высокий, сухощавый, но не худой, а скорее жилистый и крепкий, как старый корень, одетый в длинный, поношенный плащ цвета увядшей осенней листвы. Его лицо было скрыто в глубокой тени низко надвинутого капюшона. Он не выглядел угрожающе в привычном понимании. Он не нёс на виду автомата, его поза не была боевой. Он просто стоял и смотрел на дом, и от его спокойной, недвижимой, абсолютно расслабленной фигуры веяло такой древней, первобытной, абсолютной силой, что мурашки побежали по моей коже, а во рту пересохло.
Что-то было в нём… до боли знакомое. Что-то, отзывающееся глубоко в подкорке памяти, в самых основах моего существа, в мышечной памяти, выдолбленной годами тренировок.
Он сделал шаг вперёд, затем ещё один. Его походка была абсолютно бесшумной, плавной, грациозной, кошачьей. Он не скрывал своего приближения, но и не нёс в себе никакой открытой угрозы. Он был… нейтрален. Как сама природа.
— Ребята, — тихо, едва шевеля губами, сказал я, не отрывая глаз от этой загадочной фигуры. — Не нападать. Ждать моего сигнала. Что-то тут… не так.
Он подошёл к покосившемуся, скрипящему крыльцу. И тогда луч утреннего солнца, пробившийся сквозь разрыв в тучах, упал прямо на него, высветив морщинистые, жёсткие, как резьба по дереву, черты, седую щетину на скулах и пронзительные, как отточенные лезвия, голубые глаза. Глаза, в которых светился холодный, как зимнее небо, бездонный ум и спокойствие хищника, уверенного в своей силе.
Я ахнул. Рука сама разжалась и больше не была готова к стремительной атаке.
— Не может быть… Это… невозможно…
Я помнил эти глаза. Помнил этот взгляд, который видел тебя насквозь, читал твои самые потаённые мысли. Это был он. Наставник. Тот самый старый ассасин, что появился тогда, в самые тёмные мои дни в Академии. Тот, кто научил меня не просто драться, а чувствовать пространство, видеть в темноте, слышать тишину. Кто показал мне, что такое настоящие тени, и научил в них двигаться. Именно из кодекс ассасинов, который он мне дал, я вспомнил все! Он исчез так же внезапно, как и появился, оставив мне лишь пару жизненно важных, выжженных в памяти уроков и память о своей почти нечеловеческой силе и мудрости.
— Расслабьтесь, — обернулся я к ребятам, и в моём голосе прозвучало невероятное, оглушающее облегчение, смешанное с остатками адреналина. — Это свои. Это… друг.
Я спустился вниз по скрипящей лестнице и распахнул скрипучую, тяжёлую дубовую дверь прежде, чем он успел
