«Персефона». Дорога в ад - Кристиан Бэд

Орган ориентации по магнитным полям давно стал у большинства людей атавизмом. Но без него — никак, ведь именно пилот служит своего рода «маячком» для навигационной машины катера.

Во время прыжка мозг пилота становится единственной точкой отсчёта в пространстве «без направлений и координат». Пресловутый эффект наблюдателя: есть пилот — корабль движется в заданном направлении, нету пилота — корабль летит к Хэду и пополам.

Эберхард имел в голове всё что нужно, и справлялся нормально. Но приятели его, разумеется, не стали колоть снотворное, чтобы поспать и поберечь во время прыжка самолюбие друга и собственные мозги.

Они хмыкали, дышали пилоту в спину. Хорошо хоть советов ему не давали. Их больше интересовал кустарный магнитный привод, присобаченный на одну из парных энергобатарей катера.

Лес как-то видел, как таггерский катер закоротило от такого «улучшения». И теперь парни спорили, что выйдет на этот раз.

Однако деактивировать приблуду никому и в голову не пришло. Лес развлекался: пытался нагнать на приятеля ужас — скучно ж лететь. Но не на того напал. Рао бы с удовольствием взорвался на катере. Такого с ним ещё не приключалось!

Эберхард был слишком сосредоточен на полёте, чтобы вслушиваться в спор.

Он рвано, в четыре приёма разогнался, утопив шкалу ускорения до красной полоски, чисто вошёл в зону Метью, и… катер, преодолев порог скорости света, ухнул в ничто.

В салоне сразу стало тихо и зябко.

— А если движок рванёт? — раздался в кромешной тишине весёлый голос Леса. — Батареи-то теперь разный поток энергии отдавать будут!

— Сядем на маневровых, — осклабился Рао.

— Вы о чём? — спросил Эберхард, ощущая как холод подбирается к костям.

Они были нигде. Бездна, дыра — так называли это пространство пилоты.

Когда Эберхард попал на «Персефону» — его поразило, сколько хитрых словечек имелось у её экипажа, чтобы обозначить процесс попадания никуда: «мягко вошли», «колется сегодня дыра», «в мясо»…

Летая с инструктором, Эберхард не понимал всех этих нюансов. И только оставшись один на один с бездной — друзья не в счёт — ощутил вдруг, что вымороченное пространство и в самом деле принимает судно по-разному.

Сейчас была «вата». Он даже немного глох оттого, что бездна глушила лишние звуки. Только голоса парней протыкали её иголками, больно впиваясь в кожу.

Прокол… Пилоты называют прыжок проколом.

Оказывается, это название лучше определяет происходящее. Невидимая рука словно бы сминает пространство и прокалывает его кораблём. И вот сейчас она прокалывает вату.

А может быть, она зашивает что-то в своём бездонном хозяйстве? Протыкает маленьким катером, как иглой? Протягивает нитку его скорости?..

Небесная пряха? Тёмная Мать эйнитов?

Жуть какая…

Навигатор пискнул, сигнализируя, что пора снижать скорость. Как не тянулись секунды в бездне — они прошли, и Эберхард с облегчением выдохнул.

Из зоны прокола выйти несложно, нужно лишь вовремя погасить скорость.

Эберхард отключил двигатели на корме катера и включил носовые. Переполяризация — быстрее, но на катере такое не повернёшь. Приходится как бы толкать его двигателями в обратную сторону.

Бездна зашуршала, не желая отпускать маленькую машинку, но скорость падала, и тьма неохотно разомкнулась и… уступила место звёздам.

Конечно, никаких звёзд на скорости около световой было ещё не разглядеть, тем более — в отсутствующие иллюминаторы.

Но навигационная машина украсила экраны — лобовой и по бокам от пассажирских сидений — ближними созвездиями, давая пилоту и пассажирам понять: всё в порядке, они уже в нормальном пространстве.

Катер вынырнул на орбите массивной газовой планеты Сцелус. Дальше по стандартным полётным картам — хода не было.

— Красиво, — выдохнул Лес, разглядывая голограммы окрестностей.

У Сцелуса было около сотни больших и малых лун, сияющих его отражённым светом. Но обитаемыми считались только четыре — Ивэри, Токар, Сцион и Меда.

Холодные, неприютные, с поселениями в хорошо защищённых магнитных куполах, они были последним форпостом, куда людей ещё допускал имперский патруль.

Пространство за орбитой Сцелуса называли изменённым. Оно здорово пострадало во время войны людей и машин. Полёты там считались слишком опасными.

— Последнего кандидата в эрцоги от моего Дома направляли в родовое путешествие на Ивэри, — сказал Эберхард. — Вон она, беленький планетоид. Температура на поверхности минус 160. И ведь там есть обитаемые купола, хотя это опасно близко к Земле.

— А где примерно Земля? — оживился Рао. — Включи-ка карту?

Эберхард с готовностью вызвал голограмму Сцелуса с его спутниками.

— А Кога где? — удивился Лес. — Это же звезда Сцелуса! Её-то должно быть видно!

Но на карте не было звезды, вокруг которой мог бы вращаться Сцелус.

— Мы сможем посмотреть на неё, если откорректируем курс на 11 градусов надир, — сообщил Эберхард. — На навигационном экране я вижу её местонахождение, а с карты её, наверное, вымарали. Сейчас я вам весь катер разрисую видами Коги! Любуйтесь!

В иллюминатор на скорости не выглянешь, он закрыт обшивкой. Но в катере можно создать голографическое изображение окружающего пространства так, словно пилот и пассажиры летят между звёзд прямо в ложементах.

Эберхард скорректировал курс, поставил модель системы Сцелуса на просчёт, чтобы получить картинку и полюбоваться ею. А заодно прошёлся глазами по приборам.

Двигатели грелись сильнее обычного, наверное, виноват был этот непонятный привод, но погрешность не была критической. Ладно.

Навигатор досчитал картинку, и Эберхард включил головселенную.

— Вот она, Кога! — обрадовался Лес, разглядев яркую звёздочку. — Это и есть солнце Сцелуса! И нашей прародины — тоже!

— Это же просто Солнце, — прошептал вдруг Эберхард. — Звезда, которую предки называли Солнце. Самое первое из всех солнц галактики.

— Какая-то она маленькая, — зевнул Рао. — Это же карлик, да?

— Да, — кивнул Лес, глянув на приборную панель катера. — Спектральный класс G2V. Мы все родом со звезды-карлика. У него должно быть девять планет? Или восемь?

— Восемь! — сообщил Рао. — Одну планету во время войны разнесли на кометы и астероиды. И вообще в этой системе много опасных для катера астероидных поясов. Смотри в оба, Эберхард! Вон там, видишь — астероидный шлейф Сцелуса!

— Да я смотрю, — согласился наследник дома Аметиста, отмечая на карте опасные участки.

Лес и Рао, пользуясь правами пассажиров, глазели по сторонам — уж больно красивым вышло сгенерированное навигационной машиной пространство.

Далёкое солнце сияло, подсвечивая пятнистый бок Сцелуса. По его поверхности бежали газовые облака…

И какое-то тёмное пятно скользило, словно на поводке…

— Блин, а это что?

Эберхард