Инженер Петра Великого – 8 - Виктор Гросов
В глазах атамана блеснул огонек. Он понял, что я даю ему инструмент власти. Легитимное право карать тех, кто не подчиняется новому порядку, прикрываясь и моим, и своим атаманским авторитетом.
— Это дело, — коротко кивнул он. — С этим можно работать.
Я вернулся к Дубову, который уже командовал установкой нового троса.
— Капитан, теперь мы строители. Твоя задача — доказать этим людям, что наш металл может кормить.
— Будет сделано, Петр Алексеич, — ответил он, вытирая сажу с щеки. — Уже прикинул, как к «Бурлаку» плуг присобачить. Землю им пахать будем, не знаю получится ли.
Я похлопал его по могучему плечу. Вот и испытаем. В сознании этих людей нет места для сложных политических конструкций. Для них мир делится на «барина», который отнимает, и «хозяина», который дает. Моя задача — доказать, что Империя в моем лице прислала им Хозяина. И лучшими аргументами в этом споре станут стальной плуг и полновесные серебряные рубли. Война за Дон переходила из горячей фазы в экономическую, а здесь у меня было явно больше козырей.
Следующие дни превратили Черкасск и его окрестности в одну большую демонстрационную площадку. Молва о генерале, что не рубит головы, а платит серебром за работу, быстро облетела станицы, и к нам потянулся народ. Одни шли из простого любопытства, другие — в надежде пристроиться к подряду, третьи — с затаенной злобой и недоверием.
Ареной для главного представления я выбрал заброшенную делянку за городом, прозванную местными «чертовым плешом». Земля там была плодородная, зато сплошь усеянная вековыми пнями и валунами. Всю ночь Дубов со своими молодцами колдовал над «Бурлаком», прилаживая к нему самодельный корчеватель — жуткую конструкцию из рамы разбитой пушки и толстых цепей, больше похожую на челюсть доисторического зверя.
На рассвете, когда мы вывели машину на поле, там уже собралась приличная толпа. «Бурлак» взревел и двинулся на первый, самый крупный пень. С хрустом вгрызшись в дерево, корчеватель напрягся, колеса провернулись, двигатель натужно закашлял черным дымом. На мгновение показалось — не выйдет. В толпе послышались смешки.
— Гляди-ка, зуб сломал, идол железный! — выкрикнул какой-то бородач под одобрительный гул.
Раздался оглушительный металлический скрежет — одна из цепей корчевателя с треском лопнул и отлетел в сторону. Машина дернулась и замерла. Хохот в толпе стал увереннее. На броне появился Дубов.
— Ничего, бывает, — бросил я ему достаточно громко, чтобы слышали в первых рядах. — Железо тоже устает.
Механики, матерясь вполголоса, принялись за ремонт прямо на глазах у народа. Эта мелкая поломка оказалась лучшей агитацией. Машина в их глазах потеряло демоничность — всего лишь сложный инструмент, который требует умения и может ломаться. Суеверный ужас сменился сперва знакомым злорадством, а затем — живым любопытством.
— Да они цепь не так закрепили, — авторитетно заявил один из кузнецов в толпе. — На излом пошла. Надо было через скобу пускать.
Через полчаса, починив и усилив конструкцию, «Бурлак» снова взялся за дело. На этот раз пень поддался. С жутким треском рвущихся корней его выворотило из земли и отбросило в сторону. За ним последовал второй, третий. К полудню половина «чертова плеша», расчищенная до широкой полосы взрыхленной земли, лежала перед ними. Казаки молчали. Их хозяйское нутро видело не дымящее чудовище, а гектары новой пашни, которые можно было получить не за год каторги, а за один день. Смешки прекратились.
Не хочу считать насколько выгодно использовать эту махину с дорогим обслуживанием и содержанием на такого вида работы. Главное, что есть возможность поставить дело на поток (в том числе и производство этих тягачей). Не все же мерить деньгами.
Второго «Бурлака» мы поставили на берегу Дона, где мои механики, используя трофейные детали и мой наспех нарисованный чертеж, сооружали временную лесопилку. Работа там превратилась в настоящее поле битвы. Рядом с нашими игнатовскими умельцами я приказал Зимину поставить артель из местных плотников — якобы в помощь, а на деле — для обучения и присмотра.
Местные с ходу принялись за глухой саботаж: работали спустя рукава. Терпение лопнуло, когда во время пробного запуска ременная передача соскочила со шкива и едва не убила одного из моих механиков.
Пришлось вмешаться лично. Собрав обе бригады, я вместо криков и угроз взял кусок мела и на большой доске начертил простую таблицу: «План — 100 досок в день. Оплата — 2 рубля на артель. За каждую доску сверх плана — 5 копеек премии. За каждую испорченную — 10 копеек штрафа со всех». А затем добавил: «Отвечают за результат и распределяют деньги обе артели. Сообща».
Цены были приличные, к примеру, на 2 серебряных рубля можно было купить 100 кг мяса. Либо в полтора раза больше — рыбы. При этом средняя дневная зарплата рабочего 5–10 копеек.
Правда был косяк. Не все умели читать, поэтому пришлось еще и разжевать.
К счастью, шестеренки завертелись. Игнатовские, заинтересованные в премии, перестали смотреть на местных свысока и начали их учить. А местные, не желая платить штрафы из своего кармана, сами приструнили саботажников (хотя там не о саботаже наверное речь, а о банальной лени). Через два дня лесопилка работала, а на берегу росла гора свежих, пахнущих смолой досок. Сама по себе технология была ничем, но помноженная на правильно выстроенную мотивацию, она творила чудеса. И только потом я узнал, что это золотая жила для местных.
Параллельно на площади, у всех на виду, шла модернизация третьей машины. Дубов, войдя в раж, превратил ремонт в настоящее техническое шоу. Он громко, на всю площадь, распекал своих механиков за ошибки и тут же объяснял казакам-зрителям, почему именно сюда нужно наварить дополнительный лист брони, а вот эту медную трубку в системе охлаждения заменить на более толстую.
— Двигатель, как конь добрый, — вещал он, обращаясь к обступившим его бородачам. — Ему в жару пить надо больше! Вот мы ему и делаем водопой пошире, чтобы не запалился в самой пахоте!
Он говорил с ними на их языке, сравнивая сложный механизм с понятными вещами, и они слушали и видели, что за грубой силой стоит мысль, расчет и постоянное улучшение.
Разумеется, без диверсий не обошлось. Ночью кто-то перерезал приводные ремни на лесопилке. На следующий день в одном из двигателей «Бурлака» обнаружился песок, насыпанный в маслобак. Зимин рвал и метал, обещая повесить виновных на первом же дереве.
— Не надо вешать, — остановил его я. — Повешенный
